Вряд ли стоило переоценивать Каргилла, но тени учат ничем подозрительным не пренебрегать: все это выглядело как ловушка.
Спрятав отмычку, Лайнувер решительно направился в обход. Запасной вариант Оазис для него предусмотрел и, как оказалось, не зря. Одна из бойниц наверху была разворочена настолько, что в нее мог протиснуться человек… некогда думать, что нанесло каменной стене такие повреждения: здесь, в Озерной Области, где стоят все три городка — Кириак, Татиан и Илерий, — порох только горит, но не взрывается.
Карина подвесила масляную лампу на одной из перекладин под потолком: так в ее свет попадали все клетки с сильфами, окружающие красный глаз… Довольно жутко, но этот странный харуспекс мерцал, словно тлеющий уголь, даже в темноте.
В отличие от отца, Карина Каргилл очень уважала древние сказания и всегда обращалась к ним. Так вот, сразу в нескольких из них упоминалось это сияние, не угасающее ни днем, ни ночью. Там говорилось, что все харуспексы образовались из остывшего вулканического стекла: оно почернело, когда жар вулкана угас. Но были и такие, что сохранили в себе этот первозданный жар… «Красный глаз», «Горящий Обсидиан», «Око войны» — много имен давали одному и тому же явлению, но ни одно из них не было добрым, словно светящиеся изнутри камни прокляты.
Девушка прошла меж клетками и, слегка помедлив, все же взяла горящий обсидиан в руки. Он остался холоден к прикосновению, как был холоден всегда. Если в нем и горит вулканическое пламя, то ни капли его не выходит наружу.
Легенды даже говорили, что тому, кого «око войны» признает хозяином, оно дарует власть над миром. Карина пожала плечами: глупая идея — захватить мир. Тем более она глупая, если учесть, что Омнис даже не изучен полностью: все, что нанесено на карты, — лишь островок, окруженный гигантским белым пятном, в которое вместилось бы еще невесть сколько известных земель.
…Обсидиан был приятно гладок на ощупь; его опоясывал тончайший витой ободок и очень прочного сплава (отцу так и не удалось ни снять его, ни отломить кусочек, когда он пытался взять образцы). За обруч цеплялось маленькое ушко, в которое входила цепочка.
На мгновение Карина забыла, что пришла сюда в такой час с чисто научной целью — снять данные нескольких своих экспериментов. В ней проснулась мечтательность маленькой девочки вместе с любовью ко всему древнему и таинственному.
Улыбнувшись этой перемене, Карина надела обсидиан на шею…
…Лайнувер кусал губы, невидимый за краем светового круга лампы. Неожиданный поворот событий совершенно не радовал его.
Для таких случаев у него всегда был с собой отравленный кинжал на поясе; но пускать его в ход сейчас — это последнее, на что пошел бы Лайнувер.
Пристально, почти не моргая, он смотрел на девушку…
Карина была красива, как красив всякий добрый и честный человек, даже если он не вполне соответствует общепринятым канонам красоты. В отличие от отца, она была зрячей… Ей-богу, Лайнувер Бойер чувствовал себя так, будто без спроса заглянул в детскую мечту: устремив взор в проглядывающее сквозь бойницы небо и теребя тонкими пальчиками цепочку горящего обсидиана, девушка вполголоса читала древние стихи, автора которых помнят теперь, наверное, только миродержцы… У такого мирного существа красный глаз сиял, казалось, еще яростнее; ровный красный свет сменился едва различимым мерцанием.
Шло время… Лайнувер сидел на каменной ступеньке и, завернувшись в плащ, молча терпел сквозняк, рвущийся из развороченной бойницы. Замерз он окончательно и бесповоротно, а Карина и не думала уходить: даже не сняв обсидиана, она сидела теперь на полу, подобрав под себя ноги, и, оглядывая клетки, делала какие-то записи. Надежда на то, что она уйдет, таяла, как мирумирский ватный сахар: по всему было видно, что девушка привыкла работать здесь по ночам.
«Глупая… — с тоской и нежностью думал Лайнувер. — Не боится она никаких октопистов… Это ее отец не понимает ни… чего… а она просто не боится. Должно быть, никогда не видела, как человек убивает человека, и думает, что старуха Смерть бродит где-нибудь далеко-далеко и никогда не пройдет рядом…»
Начинало светлеть небо.
Понаблюдав за Кариной несколько часов, Лайнувер сделал для себя кое-какие выводы и решил, что игра стоит свеч. Медленно, держа на виду дружески открытые ладони, он вышел из темноты…