— Ты справишься, — кивнул я.
Иосиф больше ни разу не ходил на работу в Сепфорис.
Глава 6
Прошло два дня, прежде чем я выбрался в мою рощу.
Хотя работы было полным-полно, мы рано закончили с несколькими стенами — дальше ничего нельзя было делать, пока не просохнет штукатурка. И настал тот час дня, когда, не говоря никому ни слова, я смог уйти туда, где мне нравилось больше всего. Это был уголок среди старых оливковых деревьев, за зарослями плюща — они и в засуху были такие же густые, как после дождя.
Как я уже говорил, местные жители с подозрением относились к этому месту и не ходили сюда. Старые оливы уже не давали плодов, некоторые стволы сгнили внутри и теперь стояли, как громадные серые часовые, а из них прорастала буйная молодая поросль. Имелись здесь и большие камни, но еще много лет назад я убедился, что тут никогда не было языческого алтаря или кладбища. Слои опавших листьев давным-давно скрыли их, и лежать было мягко, как в чистом поле на шелковистой траве, и так же приятно.
У меня с собой были чистые циновки, из которых я собирался устроить себе ложе. Я добрался до места, лег и глубоко вздохнул.
Я благодарил Господа за это убежище, за мое укрытие.
Я поднял голову, следя за игрой света на едва колыхающихся ветвях. Зимний день вдруг словно полинял. Небо стало бесцветным. Меня это не тревожило. Я знал, что путь домой не займет много времени. Но я не мог оставаться здесь столько, сколько захочу. Меня хватятся, кто-нибудь пойдет искать, станут беспокоиться, а этого я не хотел. Мне нужно было побыть одному.
Я помолился, чтобы избавиться от ненужных мыслей. Воздух здесь ароматный, здоровый. Во всем Назарете не было другого такого места, как, впрочем, и в Сепфорисе, и в Магдале, и в Кане, и в любом другом селении, где мы когда-либо работали или будем работать.
Все комнаты в нашем доме были набиты битком.
Маленький Клеопа, сын моего дяди Алфея, женился в прошлом году на нашей родственнице Марии из Капернаума, они заняли еще остававшееся место, и Мария уже ждала ребенка.
Итак, я был один. Хотя бы ненадолго. Один.
Я старался стряхнуть с себя воцарившуюся в селении атмосферу, пропитанную взаимными обвинениями. Тучи сгустились после побивания камнями: никто не хотел говорить об этом, однако никто не мог думать ни о чем другом. Кто там был? Кого не было? И если те мальчики сбежали, чтобы попытать счастья у разбойников, кто же разыщет их и выкурит из пещер?
Кроме того, разбойники нападают на селения. Такое часто случалось и раньше. А теперь, в засуху, цена на еду была высока. Ходили слухи, что разбойники орудуют в мелких деревушках, воруя скот, унося сосуды с вином и водой. Никто не знал, когда какая-нибудь банда этих головорезов промчится на лошадях по улицам нашей деревни.
В Сепфорисе этой засушливой зимой шли бесконечные разговоры о разбойниках. Но также повсеместно говорили о Пилате и его солдатах, которые медленно приближаются к Иерусалиму, везя с собой знамена с начертанным на них именем Цезаря, знамена, которые нельзя пропускать через городские ворота. Это было кощунство — ввозить знамена с именем императора в наш город. Мы не принимали изображений людей, мы не принимали имени и изображения императора, который называл себя богом.
При императоре Августе Цезаре ничего подобного не происходило. На самом деле, никто не был уверен в том, что сам Август когда-либо считал себя богом. Конечно, он ничего не имел против этого, и существовали храмы, возведенные в его честь. Возможно, его наследник Тиберий тоже не верил в свое божественное происхождение.
Однако людям не было дела до личного мнения императора. Они знали, что римские солдаты везут знамена через Иудею, и им это не нравилось. И солдаты царя возмущались, когда попадали за пределы дворца — в таверну, на рыночную площадь или куда-то еще.
Самого же царя, Ирода Антипы, не было в Сепфорисе. Он уехал в Тверию, свой новый город, названный в честь нового императора, который Ирод построил у моря. Мы никогда не ходили туда на работу. Туча висела над ним, ради его строительства разорили могилы. И поскольку работники, которым не было дела до подобных предрассудков, хлынули на восток, в Сепфорисе оказалось больше работы, чем когда-либо.
Мы всегда хорошо зарабатывали в Сепфорисе. Царь время от времени приезжал в свой дворец, но независимо от того, был он в городе или нет, через его многочисленные покои постоянно двигался поток знати, и строительные работы никогда не прекращались ни во дворце, ни в роскошных домах богачей.
Теперь все эти богатые мужчины и женщины, как и остальные, думали о Понтии Пилате. Когда речь шла о том, что римляне везут знамена в Святой город, евреи из всех слоев общества становились просто евреями.