Подкрепим дополнение цитатой Паскаля Бойера (проф., Вашингтон): «В своем докладе я говорю лишь о том, что генетически закреплен порождающий суеверия механизм нашего восприятия мира и что именно он и делает невозможной рациональную борьбу с верой в магическое».
Повторимся, термины нуминозность, врожденная вера в сверхъестественное — всё это включает широкий спектр от неуловимого чувства таинственности, суеверия до ортодоксальности и фанатичной веры в конкретного бога. Вместе представляя собой наполнение инстинкта религиозности. Понятно, что этот инстинкт, как и все другие, имеет в каждом индивидууме разную силу.
Иисус веры, Иисус эволюции
За многие века отношение церкви к науке эволюционировало разительно. Выше мы отмечали агрессивную, непримиримую позицию средневековой церкви по отношению к естествознанию, просветителям и ученым тех времен. Просветительство оборачивалось инквизиционными судами, кострами, поглощавшими и научные труды, и самих ученых. Самодовольство, самодостаточность богословия довлели и властвовали. Не будем приводить примеры, они общеизвестны. Но к началу ХХ столетия ситуация изменилась. Научные достижения следовали чуть ли не в геометрической прогрессии, человечество стремительно просвещалось, жизнь становилась сложнее. В этот прогресс неотвратимо вовлекалась и неотделимая от человечества церковь. Конфронтировать с наукой стало бессмысленно и неумно. Церковь, имеющая тысячелетнюю привычку главенствовать, с сожалением наблюдала выбившийся из-под ее опеки бурный научный поток, не только ею не контролируемый, но и основательно поколебавший тысячелетние ее догматы. Стало ясно, по крайней мере передовым ее конфессиям, что агрессивный консерватизм неэффективен и просто губителен для авторитета церкви. Наметилась стратегия если не контроля (об этом трудно уже мечтать), то, по крайней мере, трансформации достижений науки в рамках конфессиональных догматов. Проще говоря, целесообразно стало выбрать позицию «впереди паровоза», чтобы научные достижения лишь подтверждали догматические установки. Демагогия этого направления стала содержательной частью теологических рассуждений последнего времени, определяя потребительское отношение к научным гипотезам и открытиям. Образно ситуация может быть оговорена так: «Ну, так что у вас там нового?» — теологи вопрошают у лотка ученых. «Да вот, физический вакуум», — отвечают физики. «Ну, так и хорошо, Бог создал мир из вакуума», — заключают теологи, занимая передний план.
Чуть конкретнее рассмотрим ситуацию на примере модификации отношения теологии к дарвинизму, к эволюционной теории.
Всемирно известный французский философ П. Тейяр де Шарден, теолог-католик, страстный христианин, едва ли не первый серьезно озаботился проблемой отставания церкви от науки, точнее, не только от науки — от человечества вообще. В своем эссе «Христос эволюции, или Логическое развитие понятия искупления» он написал еще в 1942 году: «Происхождение человека эволюционным путем: для науки не представляет сегодня уже никаких сомнений. Да будет это хорошенько усвоено: вопрос уже улажен, так прочно улажен, что продолжение его обсуждения означало бы такую же пустую трату времени, как продолжение дискуссий о невозможности вращения Земли» (курсив автора). И более конкретно: «Подобно всему живому, человек возник не только как индивид, но и как вид» (курсив автора). Отмечая стремительное и неуклонное продвижение вперед науки и человечества в целом, Тейяр де Шарден силится убедить своих «законников» считать этот прогресс не «риском» для религии, а обратить его в «величайшее благо» для нее: «Бог действует только эволюционным путем; этот принцип, повторяю, мне кажется необходимым и достаточным, чтобы модернизировать и влить новые силы во все христианское вероучение» (курсив автора). Далее он пророчествует о «новом богословии»: «Христос Искупитель, чей страдающий лик отнюдь не тускнеет, завершается в динамической полноте ХРИСТА ЭВОЛЮЦИИ» (выделено автором). И уже чуть ли не в качестве завета прозвучало заключение Тейяра де Шардена: «Каким бы ни был шаг вперед, на который отважится христианская мысль, можно утверждать, что он произойдет в сторону более тесной органической связи: между Искуплением и эволюцией». Папа тех лет — Пий XII и епископат, естественно, не были готовы к такому вольнодумию, и Тейяр де Шарден был основательно критикован в энциклике «Humani generis». Но он был прав. Уже папа Иоанн Павел II признал, что теория Дарвина «больше чем гипотеза». Нынешний понтифик Бенедикт XVI в своей книге «Сотворение и эволюция» не отрицая критикует теорию эволюции за неполноту, за неспособность (по его мнению) ответить на некоторые философские вопросы. Научные и философские доводы должны работать вместе, не исключая веры, заключает он.