Таким образом, Храм, суббота, обрезание и пищевые запреты были важным знаком еврейской идентичности. Те, кто угрожал еврейской идентичности, пытались их упразднить. Напротив, ее защитники цепко за них держались.
Эту верность отеческим законам Филон также рассматривает в качестве особенности, отличающей евреев от других народов. О претензиях Калигулы он говорит:
Ибо он [Калигула] с неприязнью смотрел только на евреев, ибо только они противостояли ему из принципа, сызмальства наученные родителями, учителями, преподавателями и гораздо более высоким авторитетом священных законов, а также неписанных обычаев, чтить Единого Бога, Отца и Создателя мира… Только один особый народ, народ еврейский, заподозрили в противлении, ибо он был приучен принимать смерть столь же охотно, сколь и бессмертие, чтобы не нарушить даже малейшую из отеческих традиций…[1363]
Об этом же снова и снова говорит Иосиф Флавий в своем знаменитом описании еврейских законов и того, как они отличают израильский народ от языческих народов, живущих вокруг них:
Ибо я имел в виду написать похвальное слово нам самим, однако считаю, что наиболее достойным и справедливым ответом всем тем, кто возводил на нас многочисленную клевету, будет апология, составленная на основании тех самых законов, по которым мы живем…
Из нас же кого о законах не спроси, тому труднее будет назвать свое собственное имя, чем рассказать их все. Вот потому от самого раннего пробуждения сознания в нас мы изучаем их и имеем как бы начертанными в своем сердце… Прежде всего именно это стало причиной удивительного единодушия между нами… Только у нас невозможно услышать противоречащих друг другу суждений о Боге, что по большей части свойственно всем остальным…
Обычаи, которые, под именем мистерий и посвятительных обрядов, другие народы неспособны соблюдать более нескольких дней, мы с радостью и твердой решимостью храним всю жизнь… И ничто не могло заставить нас изменить нашим законам, ни страх перед владыками, ни зависть установлений, чтимых другими народами. Мы воспитали смелость не для ведения войны за расширение своего могущества, но для соблюдения наших законов…
Нет ни одного города, греческого или варварского, и ни одного народа, куда не распространился бы наш обычай воздерживаться от работы на седьмой день, и где не соблюдались бы посты, и возжигание светильников, и многие наши пищевые запреты[1364].
Заметим: перед нами защита не какой–то абстрактной системы, а евреев, которым принадлежат эти законы.[1365] Упомянутые правила, — особенно суббота и праздники, пищевые запреты, — выделяли евреев из среды народов. Это знали как евреи, так и их соседи[1366].
К чему же приводят нас рассмотренные свидетельства? Мы покончили со старым представлением о том, будто соблюдение Закона было одной из ранних форм пелагианства, где фарисеи и другие евреи пытались с помощью нравственного усилия заработать оправдание и спасение. Сандерс затратил массу сил, доказывая необходимость отбросить эти живучие представления как противоречащие картине, которая предстает перед нами в источниках I века. Современные неевреи также должны быть внимательны, чтобы не повторить старую карикатуру иудаизма как религии с якобы эксцентричными, странными и забавными обычаями. Лучше примем за чистую монету мнение самих еврейских источников: эти законы, со всей их детальностью и специфичностью, формировали заградительный барьер вокруг народа Израилева, народа еврейского.
Мой тезис усиливают данные социальной антропологии о роли запретов, связанных с чистотой, в самосознании различных культур[1367]. Правила чистоты в Книгах Левит и Числа не связывают пищевые запреты с различием между Израилем и язычниками, но в иудаизме Второго Храма эта связь проводилась почти всеми, причем не на уровне какой–то научной проекции, а на уровне уличной реальности, отраженной в рассмотренных нами текстах. Если учесть «серую зону» и смазанные границы, можно сказать: люди, соблюдавшие пищевые запреты и субботы, подчеркивали свою принадлежность к еврейскому народу или солидарность с ним. Те евреи, которые их не соблюдали, считались отступниками. Те язычники, которые их не соблюдали, считались находящимися вне богоизбранного народа.
В данный момент не столь важно, насколько евреи данного периода были семьей, народом, расой[1368]. Как известно, существовали исключения, Рахавы и Руфи, которых, как указывает Иосиф Флавий, принимали извне[1369]. Кроме того, часто граница была смазанной. Однако не подлежит сомнению: в I веке в той же Иудее и Галилее существовала масса людей, считавших себя евреями на основании более или менее общих предков и видевших свой священный долг в сохранении этой идентичности через тщательное соблюдение Закона Божьего, особенно субботы, пищи и обрезания, а также святости Храма. Таковы были основные отличительные моменты символического мира Израиля. И, согласно синоптическим Евангелиям, три из них стали предметом споров между Иисусом и его современниками, особенно фарисеями.
1364
Иосиф Флавий,
1366
Об отношении язычников к еврейским обычаям см. крупные исследования Stern 1974–1984; 1976; из недавних работ — Feldman 1993, гл. 3–5. Относительно старания избежать компромиссов с языческим идолопоклонством в Земле Израилевой см., например, Safrai 1994, 243–254.
1367
См. Douglas 1966, 1968, 1993. Относительно этого вопроса см. Goodman 1987, 99сл.; Saldarini 1988, 286.