Та же тема всплывает в высказывании, которое у всех трех синоптиков идет за разговором с богатым молодым правителем:
Нет никого, кто оставил бы дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради меня и Евангелия, и не получил бы ныне, во время сие, среди гонений, во сто крат более домов, и братьев, и сестер, и отцов, и матерей, и детей, и земель, а в веке грядущем жизни вечной[1415].
Эта тема очень глубоко укоренена в традиции речений Иисуса. Вероятно, с ней же отчасти связан и ответ Иисуса саддукеям по поводу воскресения[1416]. Опять перед нами двойное сходство и двойное различие.
Иисус наверняка не раз высказывался в подобном неожиданном ключе. Иными словами, он рассматривал верность себе как приоритетную по отношению к верности семье, которую в Древнем мире требовали повсюду и которая была одним из основных еврейских культурно–религиозных символов идентичности.
Еще раз подчеркнем: Иисус не считал такой символ по природе своей дурным или второсортным, — во всяком случае, не более дурным, чем раввин, отдавший приоритет погребению перед «Шема», полагал дурным «Шема». Перед нами — эсхатологическая неотложность. Молиться — хорошо и достойно. Но если не погребен покойник, похоронить его обычно важнее, чем помолиться. Так и семейная верность хороша и достойна. Но следование за Иисусом — важнее.
В мире Иисуса верность семье имела гораздо большее значение, чем в современной индивидуализированной западной культуре. Поэтому требование Иисуса неизбежно вело к отречению от обычного образа существования[1417]. Неизбежный результат — «социально девиантный уклад жизни — вне дома»[1418]. Например:
Один книжник, подойдя, сказал Ему: «Учитель! Я пойду за Тобою, куда бы Ты ни пошел». И говорит ему Иисус: «Лисицы имеют норы и птицы небесные — гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову»[1419].
Иисус звал учеников не очень–то держаться за один из главных символов еврейского мировоззрения (естественно, аналоги этому символу можно найти и в нееврейских мировоззрениях). Современный западный индивидуализм притупляет восприятие резких высказываний Иисуса о семье. В результате, рассматривая тему конфликта Иисуса с современниками, экзегеты концентрируют внимание на его отношении к вещам вроде пищевых запретов. Между тем об этом говорится лишь в одном синоптическом пассаже. Тема же семьи затрагивается во многих отрывках. Эсхатологическая Весть Иисуса о Царстве не отрицала богоданность еврейских символов семейной и национальной верности. Но она им противоречила. Как мы увидим, Иисус создавал вокруг себя альтернативную семью.
(v) Собственность
Эсхатологическому призыву порвать с семейными узами сопутствовал призыв не держаться за имущество. А ведь для большинства людей древности основная форма собственности — земля. Причем для евреев это была Святая земля, обещанная Своему народу ГОСПОДОМ[1420]. Именно желание римлян произвести перепись на Святой земле спровоцировало в 6 году н. э. восстание под предводительством Иуды Галилеянина[1421]. Израиль «унаследовал» в первую очередь Землю, и земля — основное наследство, которое отец мог передать детям (конечно, передача земли по наследству обретала религиозный смысл в свете того, что Святая земля — особая[1422]). Именно это, а не тогдашний эквивалент современного нам материализма, было поставлено на карту, когда Иисус призывал отказаться от собственности[1423]:
Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкопывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет и где воры не подкопывают и не крадут. Ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше[1424].
Некто из народа сказал ему: «Учитель! Скажи брату моему, чтобы он разделил со мною наследство». Он же сказал человеку тому: «Кто поставил Меня судить или делить вас?». При этом сказал им: «Смотрите, берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения»[1425].
1416
Мф 22:23–33/Мк 12:18–27/Лк 20:27–38. Суть в том, что закон о левиратном браке, на котором основано саддукейское
1417
Мф 10:39/Лк 17:33/Ин 12:25; Мф 16:25–26/Мк 8:35–37/Лк 9:24–25; Лк 14:26; ср. Фома 55; 67. О чуждости миру Иисуса нашего «индивидуализма» и о ключевой роли в нем кровного родства см., например, Malina & Rohrbaugh 1992, 100сл.
1422
Еврейские слова, обозначающие «наследие», «собственность» и «покой», в текстах, говорящих о земле, тесно связаны: см. Janzen 1992, 144сл. Относительно глубоко укорененного нежелания расставаться с отеческой землей см., например, Alon 1989 [1980], 154сл.; Safrai 1994, 308.
1423
Глубокая в остальных отношениях работа Харви упускает из виду данный момент (Harvey 1990, гл. 6).
1425
Лк 12:13–15. Первая часть диалога повторяется с некоторыми изменениями в Фоме 72. У Луки затем идет притча о богатом глупце (пар. Фома 63). Ср. высказывание о «Боге и маммоне» (Мф 6:24; Лк 16:13).