В ходе этого спора, в общих чертах явно достоверного, Иисус, своими символическими действиями и их словесными объяснениями, подвергал переосмыслению битву за Царство. Он предлагал радикально новую версию Рассказа, сосредоточенную теперь на конфликте не с Римом, а с сатаной. Решающую победу Иисус уже одержал, а его экзорцизмы были дальнейшим осуществлением победы. Действуя «со властью», он демонстрировал: Царство в некотором смысле уже присутствует, причем он — наделенное Духом орудие наступления Царства. В служении Иисуса воцаряется Бог Израилев[1632].
(б) Кого бояться?
Тот же рассказ о битве и Враге, во многом аналогичным образом переосмысленный, содержится в следующем отрывке:
Говорю же вам, друзьям Моим: не бойтесь убивающих тело и потом не могущих ничего более сделать; но скажу вам, кого бояться: бойтесь того, кто, по убиении, может ввергнуть в геенну; ей, говорю вам, того бойтесь. Не пять ли малых птиц продаются за два ассария? И ни одна из них не забыта у Бога. А у вас и волосы на голове все сочтены. Итак не бойтесь: вы дороже многих малых птиц[1633].
Какой имплицитный рассказ мы здесь слышим? Этот текст, и у Луки, и у Матфея, — часть поручения ученикам, которые сами начинают возвещать и предупреждать. Поскольку их миссия обретала смысл именно как продолжение Иисусова служения, это предупреждение, возможно, отражало восприятие Иисусом своей собственной задачи и борьбы. Некоторые экзегеты высказывали предположение, что под «могущим ввергнуть в геенну» имеется в виду ГОСПОДЬ. Однако это крайне маловероятно. Конечно, Иисус не считал Бога Израилева добреньким дядюшкой, неспособным и мухи обидеть и уж тем более — послать кого–либо в геенну[1634]. Но повторюсь: Бог Израилев изображается (например, в последнем предложении абзаца) как Творец и Зиждитель, на Которого можно с любовью уповать в любых обстоятельствах, а не как сторож с дубинкой, который бьет всех ослушников[1635]. Перед нами — переосмысление понятия подлинного врага. Убивающий тело — враг воображаемый, Рим[1636]. Кто же враг подлинный? Конечно же, не Бог Израилев. Подлинный враг — обвинитель, сатана[1637].
(в) Семь других бесов
У Луки сразу, а у Матфея чуть позже после спора о Вельзевуле, идет такое высказывание:
Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит. Тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого. Так будет и с этим злым поколением[1638].
Маленькая история о скитаниях и возвращении ранее изгнанного нечистого духа — важный ключ к тому, как Иисус осмысливал свои экзорцизмы и битву с сатаной в контексте всего своего служения. В свете предыдущих пассажей я сильно сомневаюсь, что перед нами печальная констатация временного характера экзорцизмов: сначала ты изгоняешь духа, а потом он собирает дружков и возвращается. В таком случае утверждение Иисуса о том, что он может изгонять бесов, поскольку победил в решающей битве, оказалось бы весьма шатким. Тогда лучше было бы вообще не совершать экзорцизмов. На самом же деле, судя по концовке этого отрывка у Матфея и по контексту Луки, перед нами своего рода притча об Израиле[1639]. Экзорцизмы тесно связаны с остальным служением Иисуса. Подобно тому, как исцеления часто служили знаком того, что Бог Израилев собирается делать с Израилем (см. выше главу 5), экзорцизмы показывали: Бог желает избавить Израиль от подлинного врага — сатаны.
Но вот проблема — вглядимся в это странное высказывание! — Израиль уже пытался избавиться от беса и потерпел неудачу. Не вполне ясно, что конкретно имеется в виду, но общий пафос отрывка очевиден. Упоминание о «доме» — возможный намек на центральный институт и символ Израиля, Храм (кстати, вырисовывается и связь с другим загадочным речением: «Оставляется вам дом ваш пуст»[1640]). Под предыдущим «экзорцизмом» могут иметься в виду какие–то реформы, революционные движения или, возможно, даже восстановление Храма. От всего этого, говорит Иисус, толку было мало, даже стало еще хуже. Возможно, подразумеваются конкретные движения.
1632
Та же тема лежит в основе так называемых «природных чудес». Они представляют собой не вмешательство некой внеположенной миру силы. Они отражают притязание Бога–Творца на Свое творение, разбивающее силы хаоса.
1634
Напомним: «геенной» называли мусорную свалку за юго–западным углом Иерусалима, на которой горели огни (см. выше главу 5, прим. 142). До какой степени это понятие используется в Евангелиях метафорически (нефизическое место мучений), а до какой, при всех метафорических оттенках, сохраняет смысл физического пожара? Подобный пожар мог сопутствовать, например, разрушению Иерусалима вражескими войсками. При исследовании вопроса о том, что имел в виду Иисус, нельзя априорно исходить из того или иного значения.
1635
Против, например, Caird 1963, 160; Marshall 1969; 1978, 513; Fitzmyer 1985, 959; Evans 1990, 515; Davies & Allison 1988–1991, 2.206сл. Эванс отмечает дополнительную трудность обычного толкования: странно описывать Творца и Подателя жизни в чисто негативных категориях как того, кто бросает людей в геенну.
1636
Все же намек на связь между Римом и сатаной может присутствовать в рассказе о гадаринских свиньях: см. Theissen 1983, а также, например, Myers 1990, 190–194.
1637
Возможно, здесь ключ к последней фразе Молитвы Господней: «Избавь нас от
1638
Мф 12:43–45/Лк 11:24–26. Единственная существенная разница между версиями Матфея и Луки состоит в том, что Лука опускает последнее предложение.