Чтобы лучше понять, как человек, желавший остаться верным основному израильскому призванию, мог мыслить в таком ключе, уместно провести параллель с Кумраном. Кумраниты — лишь одно звено из долгой череды еврейских движений, восходящей к первым пророкам. Еще Амос осмеливался пересказывать израильский Рассказ, указывая на испорченность существовавшего режима. И Иеремия дерзал трактовать победу врагов Израиля и разрушение Храма как действие Бога Израилева. К той же череде отчасти принадлежит и Иосиф Флавий, усматривавший Промысел Бога Израилева в разрушении Иерусалима Римом[1650]. На мой взгляд, Иисус считал, что современных ему еврейских властителей и учителей обманул Обвинитель, а сам он со своими учениками представляет истинный Израиль. Он пересказывал израильский рассказ таким же образом, как это делали за много столетий до него пророки Илия и Михей, сын Иемвлая:
• нынешние правители и их ручные пророки — оппоненты, противники истинного богоизбранного народа;
• он сам — Божий посланец, посредник;
• Дух Божий — помощник.
Обращаясь к схеме Греймаса, это можно сформулировать таким образом, вместо следующей картины[1651]:
Иисус, видимо, предлагает другую:
(iv) Заключение: анализ проблемы Иисусом
Что же, на взгляд Иисуса, происходило? Как развивался Рассказ?
Иисус должен был сражаться с сатаной, устроившим себе дом в Израиле, излюбленных израильских институтах и идеалах. Ранее дом занимали и семь других бесов, хуже первого, — такова и участь нынешнего поколения. Но как Иезавель пыталась совратить Ииуя, сатана попытался соблазнить самого Иисуса — соблазнить именно той ошибкой, которую сделал Израиль[1652] (коль скоро это ему не удалось, сатана захочет либо запугать Иисуса, либо убить его раньше срока![1653]). Если мы рассмотрим склад ума Иисуса с этих позиций, многое встанет на свои места.
На место встанет, например, подоплека споров, которые мы изучали в главе 9. С точки зрения Иисуса, столкновения по поводу символов — часть всеобъемлющего Рассказа. Иисус считал, что ведет истинную войну, бросая вызов израильскому идолопоклонническому национализму, который выдавал внушенное сатаной мировоззрение за подлинную верность ГОСПОДУ. Его противники, особенно фарисеи (во время проповеди в Галилее) и первосвященники (в Иерусалиме), сопротивлялись таким попыткам. Тем самым они оспаривали истинность его миссии, его призвания, его программы для Израиля. Они отринули его Весть, его призыв срочно устремиться к миру, ибо сознавали: тогда им придется распрощаться со своим пониманием дорогих им (и данных Богом!) национальных и культурных символов… Представьте себе, как Иосиф Флавий, столкнувшись с галилейским разбойником, проделывает схожий анализ ситуации. Другие примеры того же феномена нетрудно отыскать и в других исторических периодах.
В религиозных спорах обвинения в сатанинском соблазне — не редкость. Судя по нашим источникам, такое обвинение фарисеи бросали Иисусу, а он, надо полагать, платил им той же монетой[1654]. Наверное, многим нашим современникам хотелось бы видеть Иисуса иным, но нас здесь волнует историческая правда. Как у историков, у нас есть все основания предполагать: Иисус подозревал, что сатана соблазнил израильтян ложным пониманием их призвания, а теперь изо всех сил пытается толкнуть на этот же путь и его самого.
Или возьмем образ учеников. Для нас здесь представляет особый интерес неоднозначность их роли, о которой столько написано учеными в связи с анализом богословия и целей евангелистов. Призвание учеников и особенно избрание Двенадцати выделяет их как своего рода головной отряд Иисусова революционного движения. Они должны были помогать возвещать Царство и новое понимание израильской идентичности. Однако Иисус, с учетом исторической ситуации, считал роль учеников (особенно Двенадцати и особенно — Петра) неоднозначной (не будем забывать, что для евреев I века, особенно считавших себя пророками, очень важна была интерпретация деяний Бога Израилева в истории). Ученики не только были (до некоторой степени!) союзниками, но и представляли собой потенциальную угрозу.