Что же Иисус считал успешным итогом своего движения? За последние лет двести делались разные попытки ответить на данный вопрос. Возьмем, к примеру, две такие довольно влиятельные гипотезы:
• Реймарус со своими последователями: Иисус надеялся на успех вооруженного восстания;
• Швейцер со своими последователями: Иисус ждал конец света. Вариации: Иисус как истинный пророк, предсказавший это событие, или как «Сын человеческий», «грядущий на облаках».
Если мы придерживаемся эсхатологической (в оговоренном смысле слова) интерпретации программы Иисуса и считаем его не просто учителем вечных истин, то можно поставить вопрос острее: что, по замыслу Иисуса, должно было случиться потом?
Или скажем конкретнее: если в центре символических действий Иисуса и его анализа положения нации стояла великая битва с подлинным врагом (сатаной), то как Иисус представлял себе эту битву? Ответ подсказывают Нагорная проповедь и связанные с ней программы (см. главу 7). Зло будет побеждено не через военную акцию, а через вдвойне революционный метод: подставить другую щеку, пройти два поприща и — глубоко революционное действие! — понести крест. Программа, составленная Иисусом для учеников, была также программой, которой он и сам был послушен. Только так может прийти Царство. Только так может быть одержана победа в битве.
Об этом мы подробнее поговорим в главе 12, а пока разберемся, к чему подвели нас рассуждения. В некоторых еврейских версиях израильского Рассказа темы плена и Восстановления, Царства Бога и царств мира сего достигают кульминации в великом моменте страдания и оправдания. Ночь делается все темнее и темнее, — но потом наступает рассвет. Скорби Израиля достигают пика, — и тогда приходит искупление[1661]. Даниил сталкивается со львами — и возвеличивается. Иудифь входит в шатер к вражескому военачальнику — и выходит с победой. Маккавейские мученики умирают страшной смертью, — и в независимом Израиле появляется новая династия. Сын человеческий страдает от рук зверей — и оказывается вознесенным одесную Ветхого Днями…[1662] Символ страдания играл ключевую роль в еврейских упованиях на великое избавление, великую победу.
Если я прав, и Иисусов Рассказ стоит (генетически) в одном ряду с этими еврейскими рассказами, то Иисус, очевидно, ожидал, что и ему предстоят страдание и оправдание. Некоторые слова, которые, согласно Евангелиям, были сказаны им во время Страстей, могут отражать понимание своего призвания, которое отличало его уже довольно давно[1663]. Иисусов Рассказ, приводя судьбу Израиля к великому моменту, включал, как часть кульминации, великую скорбь, неотъемлемую от призвания Израиля положить начало Царству Божьему. Скорби и распятье — не просто последний эпизод в споре Иисуса со своими противниками. Иисус воспринимал их как кульминацию великой битвы, частью которой были все споры. И как мы увидим позже, Альберту Швейцеру здесь удалось увидеть нечто очень важное в отношении апокалиптизма Иисуса.
Все линии сходятся в одном направлении — направлении, о котором у нас речь пойдет в следующей части. Иисус считал себя в некотором смысле пророком, подобным Иоанну Крестителю и Иеремии. Их судьба станет его судьбой. Возможно, ему даже будет тяжелее. Иисус принимал грешников, водил компанию с людьми ритуально нечистыми, — их скверна, наконец, ляжет на него. Его позиция неминуемо вела к конфронтации с властями, но сам он видел за этой конфронтацией нечто большее — противостояние темной силе. Поэтому неизбежная кульминация Рассказа, кульминация битвы за Царство — смерть Иисуса, причем смерть не случайная. Это не квазисамоубийство, когда человек фактически вынуждает власти казнить его мученической смертью. Это — неизбежный итог его служения, полагающего начало Царству. В понимании Иисуса такая смерть — реальная победа Царства над врагом людей… Иисус выступает в роли революционера и делает это в тот момент, когда его не могут не понять. И предания о том, что Иисус, выстраивая израильский Рассказ вокруг себя, предсказывал собственную смерть, не удивительны. Они даже вполне естественны. Не требовалось большого ума, чтобы с самого начала предвидеть подобный результат. В рассказе Иисуса эта смерть имела очевидную, но поразительную для многих интерпретацию[1664].
Ответ Иисуса на четвертый мировоззренческий вопрос содержал (по крайней мере, имплицитно) упоминание о Царстве и о нем самом. Иисус пересказывал рассказ об Израиле как рассказ о себе. Результатом была странная и вдвойне революционная Весть: Бог Израилев, наконец, воцаряется — через служение, жизнь и (видимо) смерть Иисуса. Переосмыслив понятие битвы, Иисус переосмыслил и задачу, которую должен выполнить представитель Израиля, чтобы победить. Как мы уже говорили в главе 9, в процессе исполнения миссии его неизбежно должны были счесть предателем, сбивающим Израиль с пути. Иисус не был ни первым, ни последним из еврейских вождей, пригвожденных к позорному столбу ортодоксальными сторонниками жесткой линии за отказ от каких–то взлелеянных отеческих символов. За радикальное переосмысление понятия Царства ГОСПОДА, осуществлявшееся им в его деятельности, рассказе и символах, приходилось платить, в том числе, и этим. Такова участь пророков… Но Иисус не отступился от своей Вести. Он верил: только так ГОСПОДЬ докажет, что Он — не какой–то божок, но Бог, — через победу в решающей битве.
1663
См., например, Мф 26:31/Мк 14:27 («ибо написано: "поражу пастыря, и рассеются овцы стада…"»); Лк 22:53 («но теперь — ваше время и власть тьмы»). Ср. Ин 14:30 («идет князь мира сего»); также Ин 12:31; 16:11; 19:15.
1664
Мф 16:21/Мк 8:31/Лк 9:22; Мф 17:22–23/Мк 9:31/Лк 9:44; Мф 20:18сл./Мк 10:ЗЗсл./ Лк 18:31–33; Мф 20:28/Мк 10:45; ср. Мф 17:12. См. также Мф 9:15/Мк 2:20/Лк 5:35 (жениха отнимут); Мф 26:11/Мк 14:7 («а меня не всегда имеете»); ср. Ин 12:7. Аналогичную мысль интересно развивает Schillebeeckx 1979 [1974], 298–312.