Личность Иисуса имеет ключевое значение. Его пророческая Весть — не передача некой абстрактной информации и абстрактных понятий. Иисус не был и, так сказать, развоплощенным голосом. Суть Вести состоит в том, что Бог Израилев делает в служении Иисуса. «Если я перстом Божьим изгоняю бесов, то, конечно, достигло до вас Царство Божие». Царство уже присутствует там, где присутствует Иисус, и именно потому, что он там присутствует. Принятие в Царство состоит в принятии в общение с Иисусом: ведь именно вокруг Иисуса воссоздается Израиль, именно по его слову Израиль обретает прощение и исцеление. Призыв Иисуса и вызывавшийся этим призывом гнев понятны только, если Иисус рассматривал себя как в некотором смысле олицетворение Израиля. Как пророк, он созывал учеников. Этих учеников он считал обновленным Израилем, возвратившимся из плена народом ГОСПОДНИМ… Вся описанная нами, начиная с части II, картина подталкивает нас к вопросу: кем же считал себя Иисус? Первый ответ: Израилем, представителем Израиля, в котором достигает кульминации судьба Израиля. Он считал себя Мессией.
Только в этом контексте понятны действия Иисуса, его предупреждения и оказываемый им радушный прием. Если он не осознавал это призвание, то придется признать: при всей своей проницательности и глубоком знании Писаний он был поразительно не способен увидеть очевидное. Однако у нас есть веские причины считать иначе. Эд Сандерс пишет:
Иисус, фактически, притязал на царский статус… Факты таковы: он говорил о Царстве; его ученики ждали, что они будут иметь некую роль в Царстве; они считали его своим вождем; он был распят за то, что объявлял себя царем[1908].
Как я показал в этом разделе, основываясь на предыдущей дискуссии, мы можем пойти дальше. Мессианство и предполагаемое им отождествление с Израилем, как его задумал ГОСПОДЬ, стояли в центре самопонимания Иисуса.
5. Вывод: Иисус и возвращение из плена
Иисус считал себя средоточием народа ГОСПОДА, возвратившегося из плена народа, народа обновленного Завета, народа, который ныне обретет прощение грехов. Он воплотил то, что возвещал. Он был истинным толкователем Торы, истинным строителем Храма, истинным глашатаем Премудрости.
Поразительные притязания! Иисус не хотел быть царем вроде хасмонеев или иродиан, хотя Ирод вполне мог ему это приписывать. И даже не царем того типа, которым хотели стать Иуда Галилеянин, Симон Бар–Гиора или Симеон Бен–Косиба, хотя некоторые ученики Иисуса вполне могли этого ждать, и по обвинению в этом Иисус был казнен. Он считал себя Мессией, но понятие мессианства он подверг переосмыслению. Иисус воспользовался рядом мотивов популярных мессианских чаяний и создал из них принципиально новую и необычную концепцию. Его мессианство достаточно напоминало мессианство популярных представлений, чтобы его казнили, а первые ученики увидели в его воскресении именно подтверждение его мессианства. Однако в нем была и своя глубочайшая специфика: все, от близких учеников до первосвященников, в какой–то мере истолковали намерения Иисуса неверно; кроме того, движение, возникшее после воскресения, хотя и называлось мессианским[1909], в своей программе и в своем образе жизни не походило на прочие мессианские движения. Если Иисус был Мессией, то Мессией совершенно особым. Но он претендовал именно на мессианство.
Переосмысленное Иисусом понятие мессианства соотносилось с его действиями (глава 5), рассказами (главы 6 — 8) и символами (глава 9). Оно было главным ответом на ключевые вопросы о Царстве (глава 10). Оно указывало на совершенно неожиданное исполнение израильской судьбы. Иисус пришел как представитель народа ГОСПОДА, чтобы положить конец плену, обновить Завет и простить грехи. В I веке многие считали, что для этого Мессия должен отправиться в Иерусалим, победить в битве силы зла и воцариться как праведный царь. Иисус избрал именно такую стратегию. Однако, как он намекнул Иакову и Иоанну, он имел в виду иную битву и иной престол. К этой темной теме мы сейчас и обратимся.
Глава 12. Причины распятия Иисуса
1. Введение
Один из наиболее часто задаваемых об Иисусе вопросов: «Почему его казнили?». Несомненно, он самый интересный, хотя, как скоро обнаруживает исследователь, он очень труден. Он имеет все черты классики: многочисленные и непростые для толкования источники; слияние двух великих культур (еврейской и римской) в водоворот единой драмы; персонажи, которые предстают как живые, невзирая на временную дистанцию в два тысячелетия; трагедия и трагическая ирония в великом и в малом; грозовые тучи философии и богословия; в центре — выдающаяся и загадочная фигура, если верить источникам, способная вызывать и полную меру ненависти, и полную меру восхищения. Неудивительно, что к этой теме обращались и обращаются бесчисленные историки и богословы, художники и музыканты.
1909
Деян 11:26. О том, почему оно так стало называться, см. Cummins 1994, 210–212, в диалоге с Taylor 1994.