Охранник, не моргнув глазом, ответил ему:
— К чему такие убеждения, если ты не уважал декретов нашего Владыки, тратя бесценное время на расстраивание его творения? Твоё прошлое отражается в ситуации, в которой ты находишься… Чему послужила твоя вера в Властителя, если ты никогда не приходил к Нему, не привносил ни минуты сотрудничества во всеобщее благо? Твоя вера — лишь способ адаптировать своё сознание к бреду своего сердца.
И работник, уже испорченный недостойными деяниями, с пошатнувшимся здоровьем, со стыдом ушёл, чтобы возобновить свою работу обновления.
Учитель умолк на несколько мгновений и заключил:
— Эта картина отображает всех ленивых детей Божьих. Сможет ли значительный и разумный человек, допускающий существование Вечного Отца, признающий его власть, его справедливость и доброту в физическом проявлении природы, но никогда Его не посещавший хотя бы в простой молитве время от времени, который не прославляет его законы хотя бы жестом во благо себе подобных, который не выказывает никакого интереса к целям Великого Властителя, извлечь пользу из своих бесполезных и мёртвых убеждений?
Этим вопросом, который овладел мыслями присутствовавших, выразительно закончился Евангелический культ этого вечера.
38. Справедливый аргумент
Вечером в доме у Симеона на большинстве лиц лежала вуаль печали.
Фаддей и Андрей, на которых несколько часов назад на берегу озера напали злодеи, были вынуждены быстро отреагировать. Обошлось без серьёзных последствий, но оба они разнервничались и чувствовали себя измученными.
Когда Иисус начал говорить о славе, предназначенной для добрых людей, на лицах обоих тихо плачущих учеников читалась горечь, охватившая их души, и, не будучи в состоянии более сдерживаться, Фаддей грустно пожаловался:
— Господи, я искренне хочу служить Евангелию, но моё сердце не признаёт дисциплины и неблагодарно. Я с печалью слушаю объяснения Евангелия, но выйдя из дома, в своих контактах с миром, я всего лишь Дух, упорствующий во зле. Я сожалею, сожалею, но как надо работать, чтобы помогать Человечеству в этих условиях?
Его горло сжалось. Тогда вышел опечаленный Андрей:
— Учитель, кем я стану? Рядом с Вами я послушная овца, но когда удаляюсь от Вас, достаточно одного ничтожного слова непонимания, чтобы обезоружить меня. Я признаю, что не способен терпеть, когда меня оскорбляют или бросают в меня камень.
Будет ли справедливо продолжать обучать других практике добра, если сам ещё настолько несовершенен?!..
Андрей замолчал, но вмешался Пётр, говоря:
— Я тоже сознаю, что я всего лишь ничтожный, низкий Дух-должник. Я хуже всех. Каждый вечер, когда я удаляюсь к своим привычным молитвам, я безумно дивлюсь тому мужеству, с которым берусь за свои теперешние обязательства. Велика моя хрупкость, огромны мои долги. Как служить возвышенным принципам Нового Царства, если я чувствую себя к этому недостаточно и не совсем готовым?
За Петром заговорил Иаков, сын Альфеи, грустно сказав:
— В рамках своего сознания я вижу, насколько далёк от истинного применения Доброй Вести. Часто, после утешения рассуждениями Учителя, я удаляюсь в свою одинокую комнату, чтобы проверить глубину своих ошибок. Моментами меня вдруг охватывает огромное разочарование. Действительно ли я искренний ученик? Не обманываю ли я своего ближнего? Такая неуверенность мучает меня… Кто знает, не являюсь ли я низким мистификатором?
Среди присутствовавших также стали раздаваться обескураженные и горькие голоса признаний.
Но Иисус, выслушав эти мнения, колебавшиеся между разочарованием и унынием, весело улыбнулся и уточнил:
— По правде, рай, о котором мы мечтаем, ещё очень далёк, и здесь я не вижу ни одного компаньона с крыльями. По-моему, ангелы, носящие свои небесные одежды, ещё не нашли прибежища на жёсткой и мрачной земле, по которой мы идём. Мы — ученики добра, идущие к Отцу, и мы не должны пренебрегать благословенной возможностью расти во имя Его, с тем же порывом, с которым виноградник, рождённый в мрачном лоне земли, тянется к небу и щедро выставляет себя напоказ, чтобы превратиться в утешительное вино для всеобщей радости. Но если вы сами заявляете себя слабыми, должниками, упрямыми и дурными, и первыми перестаёте работать, чтобы стать сильными, раскаявшимися, добрыми и преданными пользе спасительного труда, я не думаю, что ангелы должны будут спуститься со славных вершин, чтобы вместо вас переживать уроки земли. Лекарство адресуется прежде всего больному, наставление — невежественному… Думаю, что если бы было иначе, Добрая Весть, несущая Спасение, потерялась бы, поскольку оказалась бы неприспособленной и бесполезной…