Елена Федоровна сходила за второй чашкой и налила внуку кофе.
— Родители хоть спят еще?
— Спят.
— Хорошо, — сказала довольная Елена Федоровна. — Они вчера поздно приехали из города. Очень устали. Пусть поспят подольше.
Елена Федоровна пила кофе и ласково смотрела на Геру. Она любила своих внуков так сильно, что порой от нежного чувства у нее сильно сжималось сердце. Она баловала и всегда была на их стороне, и постоянно жалела, даже если было все хорошо. Мягкие бабушкины руки часто гладили каждого из них по голове, а если кто-то приходил с ободранной коленкой или с синяком под глазом, то ее ладонь и вовсе не убиралась с этого места до тех пор, пока не утихала боль. В семье все хорошо знали, что от прикосновения рук Елены Федоровны становится сразу легче.
Когда Гере было лет пять, он говорил своей бабушке, что она сама красивая и самая добрая в мире «женъщина», — вместе с мамой, разумеется. И это было очень похоже на правду. И теперь все еще читалась ее стать; лицо все еще оставалось красивым, зелено-серые глаза не утратили своей выразительности, а руки с годами делались только мягче и теплее.
По субботам из близлежащей деревни приезжал молочник со своей женой. Уже много лет они привозили сюда молоко, сметану, творог и брынзу. Их старенькая «копейка» останавливалась как раз возле дачи Глебовых, куда к назначенному времени подходили соседи по ряду. Сегодня как раз был тот самый день, и Елена Федоровна уже приготовила пустые банки взамен наполненных.
Стало доброй традицией ранним субботним утром хозяйкам Шестнадцатой собираться вместе, ожидая молочку. Боковым зрением Елена Федоровна и Гера увидели, как к ним приближается соседка Вера Афанасьевна Плакущева. Их дачи не имели забора, вернее, он был таким символическим, абсолютно «прозрачным», состоящим из натянутой проволоки между железными столбами. В одном месте, где-то посередине границы, проволока расступалась, «зеленым коридором» связывая две соседские дачи.
Вера Афанасьевна овдовела несколько лет назад. У Плакущевых был счастливый брак врачей, двери дома которых держались всегда открытыми. По выходным у них на даче всегда собиралось множество гостей, и тогда до поздней ночи они пели у костра свои задушевные песни. Они были очень активными, вечно куда-то ездили, спешили, в чем-то участвовали, и им почти до всего было дело. Чета являлась центром притяжения своего мира, состоящего из бесконечных родственников и друзей. По выходе на пенсию ничто более им не мешало жить так, как они хотели. Теперь они могли почти безвылазно обитать на даче с мая по октябрь, правда, совсем без отъездов у них не получалось.
Нет, Вера не опустила руки после смерти мужа — слишком уж сильна была воля к жизни у этой женщины. Выплакавшись и нагоревавшись вдоволь, Вера Афанасьевна решила, что будет стараться продолжать жить так же полной жизнью, как и прежде, хотя бы во имя памяти своего дорогого Василия Васильевича. Она дала себе слово, что не будет раскисать, и несмотря на то, что время от времени, при воспоминании о муже, ее глаза увлажнялись от слез, Вера Афанасьевна по-прежнему оставалась деятельной. Мир ее повседневных забот практически не изменился. Дачу так же, как и раньше, посещали гости, и сама она, бывало, целыми днями пропадала то на именинах, то на похоронах или у одной из бесчисленных приятельниц, чтобы поставить капельницу.
Вера Афанасьевна жила на даче со своей внучкой Аллочкой, которую на все лето привозил ее сын с Севера. Девочке тут очень нравилось. Она очень любила бабушку, реку и дачу, к тому же здесь ее ждала лучшая подруга Лиза Глебова. Ввиду соседства дач для своих игр девочки использовали в общей сложности пространство в двадцать четыре сотки. Когда они были помладше, в кустах сирени на даче у Веры Афанасьевны построили шалаш и там нянчили своих кукол, а когда стали постарше, их все чаще можно было увидеть играющими на газоне в бадминтон.
Вера Афанасьевна принесла с собой две пустые банки — трехлитровую и литровую, — которые предстояло обменять на такие же, но уже с молоком и сметаной.
— Доброе утро! — приветствовала Вера Афанасьевна.
Она поставила банки на маленькую скамеечку, а сама облокотилась на перила беседки.
— Вера, здравствуй! — ответила Елена Федоровна. — Ты сегодня рано.
— Увидела тебя в беседке. Думаю, пойду подожду молочника у вас, — объяснила Вера Афанасьевна.