Опять неуловимая, скрытая угроза, которую я никак не мог понять до конца.
— Сейчас мы не обсуждаем взгляды Томаса Хэрриота, Эдвард.
Законник резко кивнул:
— Я прошу суд разрешить мне задать несколько вопросов лекарю.
— Приступайте.
Сэр Эдвард показал пальцем в глубину помещения.
Там зашевелились, и несколько моряков, проталкиваясь сквозь толпу, вывели мистера Оксендейла. На нем была тесная бархатная шапочка пурпурного цвета, закрывающая уши, и длинная пурпурная же мантия.
Я услышал, как Энтони Рауз прошептал Ральфу Лейну: „Зачем этот дурень оделся судьей?“ Лекарь сел на краешек стула так, чтобы видеть и суд, и сэра Эдварда. Он волновался, и я едва понимал его говор. Кажется, он был родом то ли из Девона, то ли из Уэльса. Все же я постарался записать его слова как можно полнее, хоть мне и приходилось угадывать некоторые из них.
Законник стал рядом, возвышаясь над лекарем.
— Ваше имя?
— Питер Оксендейл.
— Ваше занятие?
— Я лекарь, как вам уже известно.
— Чем вы можете это подтвердить?
— Я принадлежу к гильдии брадобреев-врачевателей или содружеству врачевателей — так мы назывались до того, как объединились с брадобреями. Нам дарована королевская грамота.
— Этого подтверждения вполне достаточно, мистер Оксендейл. А теперь опишите, если вас не затруднит, события, предшествовавшие смерти Дэвида Фалконера.
— Мистер Фалконер пришел ко мне в четверг, после обеда, за пять дней до нашего прибытия в Пуэрто-Рико. Он пожаловался на беспокойство и затрудненное дыхание. У него было сильное сердцебиение. Сперва я решил, что тому виной дурное питание.
— В дальнейшем вы изменили свое мнение?
— Да. Его черты исказились. Он словно ухмылялся. Я уложил его на койку, но тут его тело начало скручиваться так и эдак. Потом наступило некоторое затишье, во время которого он лежал, обессиленный и напуганный, затем его опять начало крутить. Он испытывал страшные мучения. Спина у него выгнулась так, что, казалось, она сейчас переломится, а челюсть застыла в открытом положении. Такого сердцебиения я не наблюдал ни у одного больного. Мистер Фалконер умер во время очередного припадка. Полагаю, он просто задохнулся.
— Вы изучали его тело после смерти?
— Изучал, сэр.
— И что же вы обнаружили?
— Его конечности стали серого цвета, кровь потемнела и загустела, в желудке находился какой-то красный сгусток, а под кожей имели место кровоизлияния.
Печень, кишки и сердце издавали запах миндаля.
— Это указывает на присутствие яда?
Мистер Оксендейл искоса взглянул на аптекаря.
— Мне известна ягода, сок которой способен оказать такое воздействие, причем количество требуется самое ничтожное. Он бесцветен и столь могуч, что достаточно булавочной головки, чтобы отравить человека насмерть. Мне рассказывали, что иногда смерть наступает через двадцать минут.
— А сколько времени умирал мистер Фалконер?
— Три часа. Большую часть этого времени он пребывал в сознании, но говорить не мог, так как его челюсть не могла двигаться.
Сэр Эдвард отступил назад, показывая, что закончил. Ральф Лейн глянул прямо на Томаса Хэрриота.
— Есть ли у тебя вопросы к лекарю?
Мистер Хэрриот молча покачал головой.
— В таком случае я задам несколько вопросов обвиняемому, — сказал сэр Эдвард.
Мистер Роузен водил глазами из стороны в сторону, будто у него жар. Его лоб блестел от пота.
— Ваше имя? — высокомерно, как мне показалось, спросил сэр Эдвард.
— Абрахам Роузен.
— Значит, вы еврей?
— Да, сэр.
— Как еврей оказался на корабле ее величества?
— Сэр, два года назад я был принудительно взят на службу Фробишером. Полагаю, что служил я хорошо. Кроме того, я многое узнал о хворях, которые поджидают моряков на тропических широтах, а также научился залечивать разнообразные ранения. О моих умениях было известно, ко мне послали человека, и я согласился служить вновь.
— И где вы занимаетесь своим ремеслом?
— Я держу аптеку в Лондоне.
— К северу или к югу от моста?
— К югу.
— В Саутворке?!
Сэр Эдвард возвысил голос, словно был страшно удивлен, хотя я ни минуты не сомневался, что он знал ответ заранее.
— Среди ворья и шлюх?!
— Моему ремеслу находится там применение — как и в любом другом месте. Кроме того, в богатых кварталах еврея не всегда встречают дружелюбно.
— Раз вы аптекарь, то вы, надо думать, разбираетесь в травах?
— Разбираюсь. А также в бальзамах и лечебных повязках.
— Вы являетесь последователем Клавдия Галена[17]или относите себя к преобразователям?