Лики Богородицы
Россия привнесла новое чувство и новое воображение в написание образа Девы Марии в христианском искусстве. Знаменитая «Владимирская Божия Матерь» начала XII в. (илл. I) долгое время была самой почитаемой русской иконой, а реставрация оригинала (законченная в 1918 г.) позволила считать ее и одной из самых прекрасных Написанная первоначально в Константинополе, икона, как верили люди, принесла из «нового Рима» особое покровительство Богородицы, распространившееся сначала на Киев, затем — на Владимир и, наконец, на Москву, «третий Рим», где и находится бессменно с 1480 г.
Эта икона являла относительно новый византийский тип иконописи, выявляющий отношения между матерью и младенцем; в России она была известна и почитаема как «Богородица Умиление». Характерна для этого типа икона «Взыграние Младенца» (илл. II), работа середины XVI е. с верховий Волги. Склоненный лик Девы визуально выражает духовный настрой, царивший в месте написания образа: сочетание подчеркнуто физического начала с духом сострадания. Изображение рук Младенца в полунатуралистической манере, высвобожденными, призвано усилить ритмичное слияние извилистых линий в нарастающую абстрактную, почти музыкальную композицию.
«Владимирская Божия Матерь». Константинополь. начало XI! в. Государственная Третьяковская галерея. Москва
«Взыграние Младенца». Кострома, середина XVI века. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Богородица и Иисус. Центральная часть триптиха, иконостас XVI в. Коллекция П.Д.Корина. Москва
«Петроград, 1918 год» (картина широко известна под названием «Петроградская Мадонна»)
К. Петров-Водкин, 1920 г. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Не менее почитаемы, чем повсеместные иконы Божией Матери с Младенцем, были разнообразные изображения Богоматери на московских иконостасах. На третьей иллюстрации — образ Богоматери, находившийся справа от Христа на центральном триптихе (деисусе) иконостаса XVI в. Живописный образ обрамлен дорогим чеканным, усыпанным драгоценными каменьями окладом, типичным для времени расцвета иконопочитания. Эта икона, находящаяся ныне в личной коллекции советского художника П.Д. Корина, судя по клейму, принадлежала Борису Годунову, молившемуся, быть может, перед ней в уединении домашней церкви.
Иллюстрация слева доказывает живучесть темы Божией Матери с Младенцем вопреки социалистической тематике и реалистической манере, насаждавшимся в советскую эпоху. Живописное полотно (широко известное как «Петроградская Мадонна», тогда как его официальное название — «Петроград, 1918 год»), на котором безошибочно угадывается образ Божией Матери с Младенцем, представшей в скромном одеянии над городом Революции, продолжает привлекать благоговейное внимание посетителей московской Третьяковской галереи. Это работа Кузьмы Петрова-Водкина, ученика Леонида Пастернака — иллюстратора Л.Толстого и отца Бориса Пастернака. Петров-Водкин сменил живопись на преподавательскую деятельность по той же причине, по которой поэт Пастернак обратился к поэтическим переводам, — во имя сохранения внутренней честности во времена деспотического режима Сталина. К ним обоим тянулась одаренная творческая молодежь, оба они отчасти передали новым поколениям старые художественные традиции и духовные устремления русской культуры.
Образование Униатской Церкви ускорило развитие событий, обеспечив верность Риму большей части православной иерархии Польского королевства. Союз с Римом не был воспринят с особенным воодушевлением на низших уровнях иерархии, равно как и местными светскими правителями, которые стремились сохранить свои исторически сложившиеся свободу и независимость. Организуя сопротивление католизации, православные общины все больше опирались на местные братства, имевшие протестантскую окраску. Их происхождение остается неясным, но идет, скорее всего, от соседей, чешских сектантов, которые также помогли придать организации польских протестантов более тесную форму «братства»[355]. Изначально сила православных братств сосредоточилась в полунезависимых городах Восточной Польши, в которых успехи польских протестантов полувеком раньше были особенно впечатляющими. Антииерархический уклон, строгая общинная дисциплина и упор на программу религиозной печати и образования на родном языке, присущие православным братствам, приводят на память гуситов и кальвинистов.
Сигизмунд способствовал дальнейшему укреплению отношений между неуниатскими православными верующими и протестантами тем, что объявил тех и других «еретиками», отказав таким образом православным в статусе — в некотором смысле более предпочтительном — «раскольников», традиционно присутствующем в римско-католическом учении. Летом 1595 г. в Литве, на встрече руководителей обеих общин, православные и протестанты занялись выработкой мер совместной борьбы с политикой Сигизмунда[356]. В течение предшествовавших десяти лет православные создали по меньшей мере четырнадцать братских организаций и большое количество школ и книгопечатен[357]. В последующие годы, по мере того как усиливались гонения Сигизмунда на инаковерующих, протестантские общины зачастую были вынуждены искать защиты в объятиях более устойчивых православных общин. В то же время православные противники католицизма усвоили из протестантских полемических трудов многие апокалиптические антикатолические идеи, а также привлекли в свои школы гонимых, но хорошо образованных польских протестантов, равно как и славянских беженцев из иезуитских академий.
Братские школы и типографии Белоруссии стали первыми у восточных православных славян проводниками наставления в вере. Первые две типографии братств — в Вильнюсе и Львове — сделали для просвещения особенно много. В Вильнюсе напечатали два первых церковнославянских грамматических руководства (в 15 % и 1619 гг.), во Львове, между 1585 и 1722 гг. — более тридцати трех тысяч экземпляров букварей[358]. В школе в Остроге наравне с греческим языком изучали латинский, и та же школа оплатила в 1576–1580 гг. издание первой полной славянской Библии[359]. В начале XVII в. братские школы продолжали умножаться и распространились на восток и юг, по мере того как православные общины этих областей вступали в борьбу с расширением католического влияния. Особенно важную роль сыграло киевское братство, учредившее (в 1632 г. все еще оставаясь под контролем Польши) первое у восточных славян высшее православное учебное заведение — Киевскую академию.
Два выдающихся православных деятеля воплощают меру протестантского воздействия на осажденную общину русских православных в конце XVI и начале XVII вв. Стефан Зизаний из Белоруссии, автор первой славянской грамматики 1596 г., следуя лютеранскому обычаю, включал наставления из катехизиса и антикатолические комментарии в свои поучения. Его труд «Казанье св. Кирилла об антихристе» («Кириллова книга») — направленный против униатов сборник мрачных пророческих текстов — вобрал в себя многие аргументы, используемые протестантскими проповедниками в полемике с Римской Церковью. Как только Киевская академия сделалась в конце XVII в. образцом для церковных школ и академий, которые начали появляться в Московском государстве, доводы Зизания в пользу того, что царство антихриста уже на пороге, стало основой для ксенофобских и апокалиптических сочинений Московской Церкви XVIII в.[360].
355
105. О сложной проблеме происхождения братств (которых порой возводят к более общему влиянию поздних средневековых гильдий) см.: Е.Медынский. Братские школы Украины и Белоруссии в XVI–XVII вв. и их роль в воссоединении Украины с Россией. — М., 1954, 26–29. Автор книги допускает обычную ошибку, используя современные понятия при описании средневековых институтов, навешивая на братские школы ярлык «национального» и «антипольского» движения, тогда как они были движением религиозным с оттенком заботы о местных правах и традициях, как показано в блестящих трудах: К.Харлампович. Западно-русские православные школы в XVI и начале XVII вв. — Казань, 1898; и его же: Западно-русские церковные братства и их просветительная деятельность в конце XVI и в начале XVII вв. — СПб., 1899. Другие ценные материалы о братствах см. в статьях, на которые ссылается Веселовский: Влияние, 17–18; и: Библиография по истории, ч. II, 161–163. Описание, в котором присутствует попытка полностью отделить их историю от великорусской, см.: Hrushcvsky. History, 188–276. Обшую картину борьбы католиков с православными в России см. в: А.Архангельский. Очерки из истории западно-русской литературы. — М., 1888, в 2 т.
356
106. См.: М.Коялович. О сношениях западно-русских православных к литовско-польским протестантам во время унии //XЧт, I860, сен., особ. 225–238. См. также капитальное исследование: П.Жукович. Сеймовая борьба православного западно-русского дворянства с церковной унией. — СПб. (до 1609 г. — 3 т., 1901; ох 1609—го до 1632 г. — 6 т., 1903–1912). В целом он рисует Сигизмунда менее дсмоничным, чем большинство русских историков, указывая, что 1611 г. был поворотной точкой в его правлении и что его программа одновременного преследования протестантов и православных являлась в значительной мере попыткой компенсировать польские католические потери и гонения на Западе (см. вторую серию, I, 54—115 и особ. 78–89). Более недавний анализ попыток совместного сопротивления и молчаливой взаимной поддержки протестантов и православных см. в: Б.Лельявский. Попытка унии евангеликов с православными в Польше // Воскресное чтение, Варшава (год II, № 32); D.Oljancyn. Zur Fragc der General-konfoderation zwischen Protestanten und Orthodoxen in Wilna 1599 // Kyrios, 1936, № 1, 29–46, а также важный документ, посвященный этой встрече, с примечаниями того же автора & Kyrios, 1936, № 2, 198–205. См. также: S.Kot. La Reformc dans le Grand-Duche de Litliuanie. Factcur d'occidentalisation culturelle // AIOS, XII, 1952, 201–261, — с картами протестантских церквей и списками обращенных и студентов в западных университетах.
358
108. B.Unbegaun. Russian Grammars before Lomonosow//OSP, VIII, 1958, 98; Медынский, 52.
360
110. Об источниках и распространении антипапского и антикатолического использования символа Антихриста см.: H.Preuss. Die Vorstellungcn vom Antichrist im spateren Mittelalter, bci Luther und in der konfcssionellen Polemik. — Leipzig, 1906. Текст «Кирилловой книги» Зизания см. в: Pamiatki poicmichnogo pis'menstva kintsia XVI i poch XVII v. — Lwow, 1906, I, 31–20; рассмотрение см. в: A.Balanovsky. Stefan Zizany. — Pochaev, 1887; Цветаев. Протестантство, 611–646; Литературная борьба, 104–109.
Автор второй славянской грамматики, Мелетий Смотрицкий, двигался в обратном направлении, приняв унию после написания в 1610 г. своего знаменитого трактата «Фринос, или Плач Восточной церкви». Он сделался епископом Полоцким и врагом Кирилла Лукариса. См.: Е.Шмурло. Мелетий Смотрицкий в его сношениях с Римом // Труды V съезда русских академических организаций за границей. — София, 1932, 501–528.