Если Филарет создал прецедент сильной патриаршей власти и дисциплинированной иерархии, то богословское вооружение православного духовенства в основном было делом рук Петра Могилы, самого влиятельного церковного вождя православного славянства в период между смертью Филарета в 1633 г. и своей собственной в 1647 г. Жизненный путь Могилы служит иллюстрацией того, как развитие русской Церкви начали контролировать немосковские элементы. Он был высокообразованным отпрыском знатного молдавского рода и в рядах поляков сражался с турками в многократно воспетой битве под Хотином в 1620 г. После пяти паломничеств в Киево-Печерскую лавру Могила поселился в Киеве, находившемся тогда под властью поляков. Он стал монахом, затем архимандритом лавры, затем митрополитом Киевским и основателем Киевской академии «для преподавания свободных наук на греческом, славянском и латинском языках»[427].
При Могиле богословская борьба православных братств с католическими униатами обрела новый интеллектуальный и организационный характер. Для своих единоверцев он написал исчерпывающе краткое «Евангелие Учительное», «Артикулы веры» и «Катехизис», которые были перепечатаны после их одобрения православными синодами, созванными им в Киеве в 1640 г. и в Яссах в 1643-м. Еще более важной была борьба Могилы против богословского сближения с протестантством, в которой ему способствовал Кирилл Лукарис, патриарх Константинопольский. В тридцатых годах Могила воспрепятствовал попыткам кальвинистов распространять их идеи на Украине. Его «Артикулы веры» начинаются с прямого опровержения протестантской позиции оправдания верой. Хотя он твердо отвергал авторитет Рима, иезуитское богословие так сильно на него повлияло, что его «Катехизис» (написанный на латыни) был одобрен синодом в Яссах только после того, как греческий прелат внес в него значительные поправки[428]. Тем не менее Могила ввел в православие восточных славян западный элемент презрения к суеверным наслоениям и иррационализму. Особенно он восставал против терпимого— и даже милосердного — отношения русской Церкви к одержимым и составил чисто западное прикладное руководство для изгнания бесов и подготовки верующих к надлежащим наставлениям[429].
Хотя Могила был молдаванином, который всю жизнь провел под политической властью Польши и церковной властью Константинополя, он по праву принадлежит русской истории. Очень многие его ученики либо переехали в Москву, либо признали ее авторитет во время победоносной русской войны с Польшей, начавшейся вскоре после его смерти. Русской Церкви он подарил священников, способных отстоять свои позиции в спорах с представителями Запада, и привил русским иерархам частицу собственной страсти к порядку и рационализму… Еще в апреле 1640 г. Могила написал царю Михаилу, убеждая его открыть особую школу при каком-нибудь московском монастыре, где его ученики могли бы преподавать московской знати православное богословие и классические языки. Хотя формально такое учебное заведение появилось лишь с созданием Славяно-греко-латинской академии в 1689 г., в сороковых годах ученики Могилы вели в Москве весьма усердную частную преподавательскую деятельность.
Когда в 1642 г. патриархом стал энергичный Иосиф (а на царский престол в 1645 г. взошел богобоязненный Алексей), началась широкая кампания религиозного просвещения. Главным оружием в этой кампании был патриарший печатный станок — единственный в Москве, — с которого в первые семь лет царствования Алексея (и в последние семь лет пребывания Иосифа на патриаршем престоле) сошло почти десять тысяч экземпляров букваря в трех изданиях; восемь раз печатался «Часослов» и девять — «Псалтырь»[430].
Ключевой фигурой в этой издательской программе был Иван Наседка, образованный, много путешествовавший священник, чье «Изложение на лютеры», написанное в 1644 г., сыграло немалую роль в том, что предполагаемый брак между дочерью царя Михаила и датским наследником престола так и не состоялся[431]. Наседка, чья тревога из-за роста протестантского влияния в России восходила к его первой неофициальной поездке в Данию в 1621 г, заручился горячей поддержкой своей богословской позиции у учеников Могилы, который возглавил борьбу с влиянием протестантства в других областях православного мира.
Таким образом, в середине сороковых годов в Москву один за другим приезжали украинские священники, и их число все росло. Эти священники привезли с собой эмоциональное неприятие католицизма и доктринерскую антипатию к протестантству. До смерти патриарха Иосифа в 1652 г. украинские священнослужители, ученики Могилы, основали в Москве два центра перевода и богословского образования — Федора Ртищева в Андреевском монастыре и Епифания Славинецкого в Чудовом монастыре[432].
Времена, однако, не слишком благоприятствовали мирной интеллектуальной деятельности. В 1648 г. на востоке с беспрецедентным неистовством вспыхнули война и восстания. Антипольская и антиеврейская волна насилий на Украине и в Белоруссии сопровождалась бунтом в самой Москве. Иностранные кварталы были разграблены, а высокопоставленных правительственных чиновников разрывали на куски в буквальном смысле слова. Подобно эпидемии чумы, которая сопровождала вторую волну кровопролитий в 1653–1654 гг., беспорядки распространялись от города к городу. На последней волне бунтов в 1650 г. беспокойные торговые центры Новгород и Псков, как и следовало ожидать, попытались использовать эти беспорядки, чтобы потребовать большей свободы от правительственного контроля. Однако, по сути, это была хаотичная череда бунтов. Растерявшиеся западные наблюдатели замечали только кровожадность толпы вкупе с ненавистью к чужеземцам и почитанием Церкви. Когда схваченный толпой бедняга попрекнул священника, который присоединился к его мучителям, и потребовал, чтобы тот снял капюшон, чернь с удвоенной яростью завопила, что тут же снимет с него голову[433].
Молодого царя охватил страх перед новым «Смутным временем». У него только что умер младенец-сын, он опасался нового татарского набега и вначале не решался поддержать казацкий мятеж, видимо опасаясь, «как бы восстание казаков и крестьян не перекинулось в его собственную страну, где уже вспыхивали искры пожара, охватившего Польшу»[434]. А за кулисами уже притаился претендент на его престол — вор, поджигатель и сексуальный извращенец Тимофей Анкудинов, который вызвал к себе некоторый интерес и в Польше, и в Риме, объявив себя сыном Шуйского и законным наследником Российского трона[435].
Перед лицом угрозы целостности государства Алексей обеспечил себе поддержку, созвав один земский собор в 1648–1649 гг. для рассмотрения, одобрения и напечатания «Уложения» — свода законов, единого для всей страны, и второй — в 1650 г., чтобы добиться усмирения мятежных Новгорода и Пскова и включения их в состав государства. Несмотря на глубокое уважение к иерархии и традициям, «Уложение» 1649 г. представляет собой важный этап в освобождении русской культуры от иррациональности и ее секуляризации. Назначенные им бюрократы могли властью помазанника Божьего карать без пощады практически всякого, кто так или иначе посягнул бы на суверенную власть Московского государства. Монастыри пострадали экономически, поскольку всякие новые свободные от налога пожертвования денег или недвижимости были запрещены, а также политически — был создан новый приказ для управления их делами.
Монополия церковнославянского как письменного языка Московского государства также была разрушена широкомасштабной перепечаткой и распространением кодекса законов, написанного на языке, близком к тогдашнему разговорному. Это «Уложение» оставалось основным сводом законов страны до 1833 г. и сыграло в развитии современного русского языка роль, сравнимую с ролью лютеровской Библии в становлении современного немецкого. Собственно говоря, язык «Уложения» в некоторых отношениях ближе к современному русскому литературному и разговорному языку, чем язык не только Карамзина, но и Пушкина[436].
428
20. Латинский оригинал «Артикулов веры» Могилы перепечатан с комментариями в: ОС, X, 1927, ott.-dic.; см. также: Karmircs. Dogmatika, II, 989–997 и особ. 575–592; Р. Panaitescu. L'Influence de I'oevre de Pierre Mogila // Melanges ecole roumaine en France, I, 1926; а также обстоятельную биографию — С.Голубев. Киевский митрополит Петр Могила и его сподвижники. — Киев, 1883–1898, в 2 т.; последующие материалы и сведения см. в: Lcgrand. Bibliographic hellinique, IV, 104–159; краткий очерк: Hugh Graham. Peter Mogila — Metropolitan of Kiev// RR, 1955, Oct.
429
21. Об этом менее известном произведении Могилы см.: А. Амфитеатров. Русский поп XVII века. — Белград, 1930, 69, а также 53–54, 56 и след.; кроме того, см. 7—14 — о «дуализме веры» и иррационализме русской церкви семнадцатого столетия.
432
24. А. Галкин (А.Галкин. Академия в Москве в XVII столетии. — М.,1913, 12) и К. Харлампович (К.Харлампович. Влияние, I, 115–117, 128–138) на основании независимого анализа оба приходят к заключению, что «академия» Ртищева была основана в 1645 г., хотя Харлампович убедительно доказывает, что до 1649 г. украинских монахов там не было. Льюиттер (Lewitter. Poland // SEER, J949, May, 422–429) явно сомневается, что это было серьезное учебное заведение.
Автор биографий всероссийских патриархов, скрывшийся за инициалами Н.А.А., указывает (Чт, 1847, № 3, Раздел IV: Смесь, 35–36), что Филарет учредил скопированный у Могилы монастырский образовательный центр в Чудовом монастыре даже еще раньше, хотя Галкин (II) в этом сомневается, а С.Белокуров (С.Белокуров. Адам Олеарий о Греко-латинской школе Арсения Грека в Москве в XVII веке. — М., 1888, 43) категорически отрицает ее существование до 1653 г.
Стремительный приток украинского духовенства в Московское государство в дни «потопа» Первой Северной войны рассматривают В. Эйнгорн (Чт., 1893, II, гл. 4, 98—210), а также Харлампович. Об апологетическом жизнеописании Ртищева см.: ДРВ, т. III, гл-Ѵ, 18–34, а также: РБС, XVII, 334–342, 357–366.
433
25. Из текста того времени, описывающего события 5 июля 1648 г. в Курске, приведенного в ценной антологии (Городские восстания в Московском государстве XVII в. / Под ред. С. Пионтковского, пред. К. Базилевича. — М. — Л., 1936, 113). Об этих событиях см. также: П. Смирнов. Правительство В.И. Морозова и восстание в Москве 1648 г. — Ташкент, 1929; М. Тихомиров. Псковское восстание 1650 г. Из истории классовой борьбы в русском городе 1650 года. — М. — Л., 1935. Рецензия А. Сперанского на эту работу (ИМ, 1934, № 40) раскрывает проблемы приложения марксистских категорий ктрактовкс сложных социальных волнений в старинных русских городах. Челобитная «Мира» московскаго царю Алексею Михайловичу 10 июня 1648 г. / Ред. М.Шахматов. — Прага, 1934, дает более положительное и точное представление о программе восставших (на основе текста программы, найденного в Тарту), чем большинство других русских се описаний, опирающихся на другие версии челобитной. М. Тихомиров (М.Тихомиров. Документы земского собора 1650 г. // ИА, 1958, № 4, 143) энергично опровергает официальное представление ОИ (6) о соборе «как о собрании какой-то инертной массы, только отвечающей «да» или «нет» в ответ на предложения правительства». Аннотированный текст «Уложения» под ред. Софроненко см.: ПРП, VI. О воздействии «Уложения» на земский собор и городские бунты см. анализ П. Смирнова: ЖМНП, 1913, № 9—10, 36–66, а также кн.: А. Зерцалов. Новые данные о земском соборе 1648–1649 гг. — М., 1887.
434
26. Pierre Chevalier. Histoire de la guerre des cosaques contre la Pologne (1663); перепечатано: BRP, 1859, VII, 121.
435
27. В. Берх. Царствование царя Алексея Михайловича. — СПб., 1831, 52–60. К 1648 г. Алексей знал про Анкудинова, а может быть, и еще про некоторых пз приведенного на с. 55 этой книги списка тринадцати самозванцев начала XVII в.
436
28. П. Струве. Историко-социологические наблюдения над развитием русского письменного языка. — София, 1940, 8, 4–5; Виноградов. Очерки, 6.
Х.Лудольф в предисловии к первой печатной систематизированной грамматике русского языка в 1696 г. назвал «Уложение» единственной печатной книгой на разговорном русском языке (Н. Ludolph. Grammatica Russica. — Oxford, 1959, вторая и третья ненумерованные страницы предисловия). Подробное изучение языка «Уложения» см. в работе: П.Черных. Язык «Уложения» 1649 года. — М., 1953, особ. 732, где подчеркнуто его значение.
Впервые в первую часть гражданского кодекса были включены преступления против веры, а права самодержца во второй части были изложены преимущественно светским языком. См.: ПРП, VI, 22–36.