18-го августа
Некоторые читатели, перелистав дюжину страниц, зададутся вопросами: что это? Кавказ или не Кавказ? Восток или не Восток? А может, это Коктебель и его волнистые отроги Крыма? О чём эта книга? Это книга восточных единоборств или некий эквивалент их? А если это Восток, то где привычная для нашего уха и глаза, вечно сопутствующая ему экзотика, как то: чайхана и чайханщик, духан и духанщик, где рынок, наконец, с пением зурны и тари? Ведь, кажется, ещё Бахчисарай прославился прежде своего знаменитого фонтана слёз рынком.
Я предвидел эти вопросы и в самом начале сделал беглые зарисовки пером и наброски карандашом местного рынка. Вот они.
Я не намерен вас, читатель, мучить и долго таскать за собой по каменистым тропам, тем самым показывая, как долго мы кружили с Учителем по горам-долам, пока наконец не опустились на землю, т. е. на площадку возле рынка. Разумеется, наше появление на рынке не сопровождало ни пение зурны, ни тари, ни даже самый заурядный погонщик ослов не приставал к нам, выманивая наш последний дукат.
У самого края скалы, к которой был прилеплен рынок, сидели в стоптанных сандалиях женщины, по одной и по две, и торговали перевязанными пучками укропа и редиски – самая заурядная европейская картина. Мне хотелось зевнуть, я отвернулся и увидел у самого входа на рынок горку камней, посреди которой, как и положено в горах, высоко подпрыгивал фонтанчик. Я жадно припал к источнику, нимало не заботясь о том, как отреагирует на ледяную воду моё слабое горло. Учитель тоже сделал два глотка. Какой-то прохожий важным приветствием отвлёк внимание Учителя, а я на минуту задумался и стал глядеть по сторонам. По периметру рынка ровными рядами были высажены тополя, они, как будто верные и запылённые стражники его, не отходили ни на шаг, и это придавало окрестности несколько компактный и торжественный вид.
На каменистом пятачке там и сям на земле и подводах сидели люди, некоторые из них были обриты наголо и молчали, как будто отбывали какое-то наказание, а некоторые разгоряченно что-то тараторили на незнакомом языке. Дело было к полудню, рынок был наполовину пуст. Мы, едва протиснувшись в узкую щель между каменной оградой и калиткой (потому что калитка почему-то была закрыта), направились вглубь рынка.
Впереди меня шествовал Учитель. Он был одет ярко: на голове красный тюрбан, длинное платье вроде кимоно слегка волочилось сзади. Со всех сторон сыпались голоса: то ли зазывал нас кто-то, то ли приветствовал. Наша процессия важно двинулась к последним рядам.
– Не желаете соломенную шляпу? – обратилась ко мне женщина на чистом русском языке. – Теперь такие в моде.
Я подошёл – пять шляп лежали на столе. Меня привлёкли их яркие фиолетовый, синий и красный цвета. Я взял красную на память, как сувенир. Теперь вы часто можете её видеть на моих акварельных зарисовках и полотнах.
Мне фантастически везёт на приобретения такого рода! Через минуту я чуть не стал обладателем попугая! А ещё через минуту прекрасная коллекция старинных книг буквально выпала из моих рук: Цдзян меня опередил и отогнал продавца книг, который набросился на меня, как я на экзотическую приманку. Книги оказались бутафорией.
Не зная далее чем занять себя, я сел на пенёк, что торчал прямо посередине рынка, как напоминание о чьей-то обрубленной идее, достал трубку[15], закурил и стал глядеть по сторонам. Рынок, должно быть, стоял на склоне горы, с противоположной стороны которой мы спустились. Моё внимание привлёк довольно любопытный пейзаж, открывавшийся за воротами рынка. Начиналась жара: деревья довольно плотным, но пассивным кольцом окружали рынок и не мешали разглядеть, что было за ними. А за ними виднелись горы, покрытые густым кустарником, приглаженным в этих местах, как мокрые волосы щёткой. Горы красиво убегали вдаль и заставляли думать о небольшом курортном городке П., в котором я некогда был и о котором у меня остались самые тёплые воспоминания, как о друге, в объятиях которого я побывал однажды.