Очнувшись от потрясения, представитель правительства в Центральном Вьетнаме снова приник к трубке, чтобы не пропустить ни одного слова. Он переспросил:
— …вьетконговец? Крошу прощения, повторите. А у вас есть основания? Учтите, вы отвечаете за свои слова. Вы не забыли, что в Хюэ его направил президент? Президент хорошо знает семью Диня и его самого. У него большие заслуги лично перед президентом. Что? У мистера Лэнсдейла имеются доказательства? Не может быть! Нет, я в это не верю! Не верю! Слышите, не верю! Вы обязаны доложить непосредственно президенту.
Нго Динь Кан положил трубку, нажал кнопку звонка. В дверях выросла фигура личного секретаря. Кан рявкнул:
— Директора департамента полиции ко мне! Немедленно!
— Слушаюсь! — поклонился секретарь и повернулся.
— Стойте! — вдруг крикнул ему вслед Кан. — Не надо! Не надо! Ступайте к себе! — Секретарь удалился, не скрывая удивления.
Кан выдвинул ящик стола и принялся изучать лежащие в нём бумаги, вынимая их по листочку. Потом открыл вмонтированный в стену сейф, в котором хранились его личные секретные бумаги и который закрывался особым способом. Ключ от сейфа всегда был у Кана. Он вынул из сейфа несколько картонных папок и больших конвертов. Извлекая из них листочки бумаги, Кан быстро, но в то же время внимательно прочитывал их. Затем всё положил обратно в сейф, закрыл его и направился в спальню. Ли Лам неслышно следовал за ним. Кан подбежал к металлической кассе, которая, как и сейф, была вмонтирована в стену в головах кровати, дрожащими руками набрал цифровой шифр и открыл её.
Ли Лам застыл у порога, потому что Кан не позволял никому входить в свою спальню. Ли Лам не видел, чем занимался его патрон в спальне.
Дверца кассы открылась. Внутри ящика было три отделения. В нижнем лежало листовое золото; в среднем — сверкающие бриллианты и драгоценные камни всех цветов радуги; в верхнем — документы, личные письма. Кан пробежал глазами по золоту и драгоценностям, убедился, что тут всё в порядке, ничего не изменилось. Он немного успокоился. Потом вынул из третьего отделения бумаги, тщательно просмотрел их и остолбенел. Он поспешно положил их обратно и запер кассу. На лбу Кана выступили крупные капли пота. Представитель правительства беспомощно бормотал: «План… план…»
Кан вбежал в кабинет и приказал Ли Ламу:
— Скажи шофёру: сейчас поедем. Охрана готова? Ли Лам помчался сломя голову. Личная машина Кана, чёрная, с пуленепробиваемыми стёклами, стояла посреди двора. Тут же были два «виллиса» для охраны. Ли Лам открыл заднюю дверцу. Кан сел в машину. Ли Лам захлопнул дверцу и проворно юркнул на своё место рядом с шофёром. Нго Динь Кан приказал:
— К дому Фан Тхук Диня!
Три автомобиля вырвались из двора резиденции представителя правительства в Центральном Вьетнаме. Услышав завывание их сирен, все автомашины, мотороллеры, велосипеды, пешеходы поспешно жались к обочине. Возле дома Фан Тхук Диня охранники шумно повыскакивали из «виллисов». Один встал у дверей, другой — во дворе. Ли Лам сначала огляделся по сторонам, потом открыл дверцу машины, помогая патрону выйти.
Нго Динь Кан приказал позвать охранника, прикреплённого к Фан Тхук Диню. Прислуга ответила, что он уехал вместе с господином Динем ещё вчера вечером. В сопровождении Ли Лама и ещё нескольких охранников Кан вошёл в дом. Он приказал обыскать всё, собственноручно шарил в несгораемом шкафу, в ящиках, ощупывал ковры и накидки на креслах, перелистывал книги. Если какой-нибудь шкаф или ящик был заперт, его безжалостно взламывали. Кан лично простукал каждый кирпичик в стене, метался по квартире, как раненый зверь.
Опасность позади
Тот же полдень в доме Ли Лама. Хозяин вошёл в комнату чем-то недовольный. Май Лан позвала детей обедать. Семья сидела вокруг стола. Молчали. Только мать сказала детям несколько фраз. А с мужем, как обычно, ни слова. Каждый делал своё дело. Только уж когда, как говорится, припирало, они обменивались одной-двумя фразами. И опять молчание. Каждый думал о чём-то своём и ничего не хотел говорить другому.
Вот и сегодня обед проходил обычно. Но Ли Лам вдруг сказал жене:
— Господин Фан Тхук Динь-то того… — и опять замолчал.
Май Лан привыкла к тому, как изъясняется её муж, насколько ему сложно выражать мысли, и спросила:
— Что «того»?
— Помер, значит.
Май Лан вздрогнула, приложила ладони к щекам.
— Как? От чего умер? Не врёшь?
— А я почём знаю, — ответил Ли Лам.
Май Лап всполошилась и принялась выпытывать у мужа:
— Как же так? Господин Динь умер, и ты ничего не знаешь?