- Да… И как так вышло?
Вопрос мой был чисто риторическим, но Порох вспыхнул:
- Сами виноваты! Знали же, о чём добазарились на большом сходняке…
- Мнения разделились и там, - возразил я.
- Окончательное решение принимается большинством.
- Плевать мне на большинство! – заявил вдруг Щука. – У меня своя башка на плечах!..
- Да ты что? – криво усмехнулся Пархоменко. – Твоя башка только для вшей, и те не
держатся.
- Что ж, по-твоему, мы не правы? По-твоему, мы в натуре ссучились, когда воевать
пошли?
- Закон гласит: никогда ни в какое сотрудничество с властями не вступать.
Щука с равнодушным видом полез наверх, буркнув напоследок:
- Я сам себе хозяин.
- Ага, – согласился Порох. – Всяк хозяин собственной смерти. – Он помолчал. –
Большинство всё-таки было право. У настоящего вора ни флага, ни родины. Защищать
ему нечего. Какая разница – коммунисты, нацисты, фашисты, капиталисты… Нам всё
едино…
- Что ж ты на фронт попросился тогда?
Пархоменко хмыкнул, пожал плечами и неуверенно так ответил:
- Дак это… Ты понимаешь… Весна была…
3
Лицо его приняло какое-то наивно-детское выражение. Он помолчал задумчиво и
повторил:
- Весна была, сам понимаешь…
Я вроде как кивнул: понимаю, мол.
С верхних нар Щука негромко запел:
«Такова уж воровская доля,
В нашей жизни часто так бывает -
Мы навеки расстаёмся с волей,
Но наш брат нигде не унывает».
- Завыл, мля, – проворчал Порох.
«Может, жизнь погибель мне готовит.
Солнца луч блеснёт на небе редко.
Дорогая, ведь ворон не ловят.
Словно соловьи, сидим по клеткам».
- Слышь ты, Утёсов! – Порох постучал кулаком по верхней шконке. – Не рви душу!
Дело к ночи, пора дохнуть.
- Башкой стучи! – шутливо огрызнулся Щука. – В ней всё равно пусто.
- Зубы жмут? – спросил Порох. – Могу подправить.
Щука рассмеялся:
- А скажи, Порох, у тебя что, во время шмона рога не отобрали?
- Предупреждаю, перед смертью вредно так много говорить.
- Вредно другое, бацилла: одним воздухом с тобой дышать.
- Потерпи, тебе недолго осталось.
И пошла пикировка остротами. Одна из любимых забав уркаганов. Причём
удовольствие получают как участники, так и слушатели. Но я не слушал…
………………………………………………………………
……………………………………………………………………..
Действительно, была весна… Выгнали нас ранним утром, построили… И щуплый
старлей заученно объявил:
- Граждане заключённые! Советским правительством принят закон о предоставлении
осуждённым уникальной возможности кровью искупить свою вину за совершённые
преступления!..
- Надо же! – воскликнул знаменитый налётчик Алексеев. – Не справляются без нас!
- Не удивительно, – заметил ему инженер-вредитель совершенно безобидной
наружности. – На свободе почти никого не осталось.
- Цыц, вражья твоя морда! Ты, говорят, Родину не любишь? Я про тебя Усатому
напишу.
- А вы что, писать умеете?
- Не бурей, кадык вырву! – уже всерьёз пригрозил Алексеев. – Я тя так попишу – не
рад будешь.
Потянуло дымком – кто-то втихаря закурил.
- Может, записаться, а по дороге ноги сделать? – спросил меня карманник Толя
Чураев.
У него были золотые руки. А пальцы – Паганини отдыхает. Чураев снял котлы с руки
следака прямо во время допроса. Виртуоз! Он хватал следователя за руки, убеждая в том,
4
что невиновен. А следак только когда Толика увели, понял, что часов нет. Тю-тю
часики…
Я искоса глянул на Толю:
- На то и ноги, чтоб бежать…
Спустя полгода осколок немецкого снаряда оторвёт ему правую руку. Он, как ребёнок,
будет плакать и нервно всхлипывать:
- Лучше б меня убили. Господи, лучше б убили…
Бог услышит парня. Он умрёт по пути в госпиталь…
- Немец зачэм пришёль? – спросил стоявший позади меня Вагиз. – По нашей зимле
хадить? Наш хлэб кушать? Наших дэвушек брать? – Он поцокал языком. – Что с немцем
дэлать? Его рэзать нада!..
- Помните о законе, босяки, - тихо, но твёрдо проговорил авторитетный вор по кличке
Палёный.
- Мы помним, - покорно ответили стоящие рядом воры.
- Говорят, по новой инструкции охране разрешается применять оружие без
предупреждения при отказе зэка работать.
- Да ты что? – спрашиваю.
- Вот тебе и «ты что»! По закону военного времени.
- Нэт, - решил Вагиз, - я работать не пайду. Я пайду немца рэзать.
Финал его жизни подведёт немецкий снайпер за две недели до конца войны. Мы не
услышим выстрела. Вагиз просто резко упадёт с простреленным черепом чуток пониже
каски, и всё.
- Маша, просись на фронт, – предложил Алексеев одному педерасту. – Станешь
медсестричкой.
- Нетушки, я пожить хочу.
- С кем, подстилка?
…В добывании языка Алексеев будет незаменим…
- Пойти, что ли, повоевать? Скучно тут…
- Солдат должны хорошо кормить… - в голосе проскальзывают мечтательные нотки.
- Да, кормят там… прямо скажем… на убой.
- Однако отсиживаться тут тоже как-то не по-мужски… - сказал старый медвежатник
Каран.
- Помните о законе, - повторил Палёный.
- Закон для людей, - говорю, - а не люди для закона.
- Не мути народ, Угрюм.
- А я так мыслю, - вновь подал голос Каран, - наваляем немчуре и опять будем жить,
как прежде.
А старлей продолжал говорить.
Сверху давила беременная грозой туча… Когда старший лейтенант сказал:
«Добровольцы, три шага вперёд!» - ударил гром, и туча разродилась нешуточным ливнем.
Не помню, о чём я думал, да и думал ли, когда неожиданно для себя взял да и шагнул
из строя.
Точно, была весна… Но разве в этом главная причина?..
…………………………………………………………….
……………………………………………………………………
…………………………………………………………………………..
Когда я вынырнул из глубины своих воспоминаний, словесная дуэль между Порохом и
Щукой уже разгорелась не на шутку. По-моему, она больше не забавляла её участников.
Остроты потеряли лёгкость и очарование; они затупились и били по противнику тяжело и
грубо.
5
- Короче, Щука, ты задрал!
- Я тебя ещё не драл. Если б я тебя драл, ты б человеком был.
- Рот закрой, дерьмом воняет.
- От дерьма слышу.
- Щука, мамой клянусь, щас встану и тупо дам пизды!
- Дашь, дашь… Пизды у тебя много.
- От сучара бритая!
- Чё ты сказал?
- А ты что, в ушки балуешься? Пидар!
- Что?!
Щука рывком спрыгнул вниз. В руке уже блестела финка. Порох тоже вскочил.
Хотя это было не в моих правилах, я рванулся к ним и еле успел втиснуться между.
- Стоп, стоп, орлы, стоп!.. Харэ, сказал! Щука, спокойно! Порох, внимание! Ты ведь
сам давеча говорил, в одной упряжке бежим…
Порох угрюмо кивнул и, пробурчав что-то невнятное, вернулся на своё место.
Неохотно полез к себе Щука. Все улеглись.
Жоржик долго ворочался с боку на бок. Видно, грехи не давали покоя. Полонский,
засыпая, скрипел зубами.
И вдруг Щука добродушно заявил:
- А знаешь, Порох, тебя очень давно выдумали китайцы.
Эта фраза была столь неуместна, что я не сдержался и хохотнул. И Щука засмеялся. И
Порох тоже. А через минуту, как полоумные, мы ржали всей камерой. Нас охватил острый
приступ беспричинного веселья. Это, должно быть, нервное. У меня аж живот заболел,
так долго и неудержимо я смеялся.