— Успокойся. Никого ты не выдал. Об этих ребятах всем известно. Надо их к делу пристроить. А холодильник со дня на день разбирать начнем и строить новый, тогда и прятаться им негде будет.
Некоторое время молчали и отец н сын. Любаша доела суп и сползла с колен отца.
— Ну, что еще? Видно, натворил что-нибудь, по носу твоему заметно, — проговорил Николай Степанович и, нагнувшись к дочке, усадил ее вместе с куклой в кроватку.
Витя провел рукой по носу, точно тот действительно мог его выдать, и сказал:
— Дай мне, батя, тридцать два рубля.
— С ума ты, что ли, сошел! Может быть, мне всю получку на твои изобретения отдать? Опять кристалл нужен?
— Нет. Кристалл я сам из серы сделаю. И серу знаю, где достать. Мне на другое.
— На что другое?
Вите почему-то было неудобно говорить про дамскую сумочку и о том, что он хочет разыскать мать погибшего матроса.
— Ну, просто дай мне тридцать два рубля. Мне очень, очень нужно. Честное слово, очень нужно, — проговорил он.
Николай Степанович помолчал. Потом полез в карман и отсчитал тридцать два рубля.
— У меня, Витя, деньги отложены на пальтишко Малышу. Но раз ты дал честное слово, значит, и тебе они очень нужны. Бери.
Витя, поколебавшись, спросил:
— А ты как?
— Ты и меня не спрашивай, раз мне ничего не говоришь…
— Ну, хорошо, батя, я скажу.
Витя рассказал, как чумазый мальчишка принес сумочку и, вынув из кармана вырезки и фотографию, положил перед отцом.
Николай Степанович взглянул на карточку, грустно улыбнулся и вздохнул:
— Григорий Крапивницкий! Моторист с «МО-12», в бою погиб…
Витя знал, что «МО» или морские охотники, маленькие кораблики — ходили освобождать Новороссийск в сорок третьем году. Каждый, кто шел в десант, был героем. Не многие остались в живых после тех операций. Он тихо спросил:
— Значит, ты знал его, батя?
— Знал. Он сменил меня на «МО-12».
— А ты?
— Меня перевели на тральщик. Надо было фарватер от мин чистить.
Отец сказал это просто. А Витя помнил, какая становилась мама, когда отец уходил тралить мины. Она вздрагивала при каждом стуке, со страхом смотрела на каждого моряка, входившего в дом — вдруг он принес ей страшную весть.
— Вот, батя, еще вырезки были в той сумочке.
Николай Степанович разгладил листки и с улыбкой сказал:
— Наша дивизионная газета… Так вот, Витя, я сам пойду к матери Гриши Крапивницкого. И сделаю все, как нужно. Согласен?
— Согласен.
Витя подумал, что ему трудно было бы объяснить незнакомой женщине, как к нему попали документы. Она бы еще подумала — они с Котькой заодно…
— Ну, а про друзей твоих новых из холодильника я тебе вот что скажу. Один из них курчавый…
— Славка, — подсказал Витя.
— Да, кажется, Слава. О нем и еще о дружке его разговор сегодня в парткоме был.
— Какой, батя?
— Мать Славы гитлеровцы в Германию увезли… Определили его после войны в детдом, а он сбежал. И чего бегает, в толк не возьму?
— Привык один жить, наверное, потому и бегает.
— Кто его знает… К делу, к делу хлопца пристроить надо. Вы бы с ним поговорили по-серьезному.
— Хорошо, батя.
Николай Степанович поднялся из-за стола и подошел к Любашиной кроватке.
— Пойдешь гулять с папой, Любаша? — уже весело спросил он.
Любаша залопотала что-то на своем языке и потянулась к отцу.
Обняв отца одной рукой за шею, она пальчиком показала на дверь.
— Ну, идем, идем, Любаша! Если ты, Витя, пойдешь куда-нибудь, ключ под половичок положи, — сказал Николай Степанович и вышел.
Вот и хорошо, что батя все уладит с сумочкой, а он, Витя, пока успеет сбегать на вокзал. Вдруг завтра нагрянут Оля и Миша, а кристаллика в приемнике все еще нет. Надо поспешить на вокзал и достать серы.
Витя быстро дошел до самого Куликова поля, но, свернув в переулок, который петлял возле каменной стены, ограждавшей железнодорожный путь, пошел медленнее. В этом квартале было много разрушенных зданий и попадались иногда замечательные вещи — проволока, всевозможные детали, которые могли впоследствии пригодиться. Переулок кончался большим пустырем. Когда-то здесь были мастерские, и сейчас еще можно было среди камней найти болты, шайбы, детали станков. Тут была одна из лучших по своему богатству «развалок» города.
Вчера мать заговорила о таких вот развалинах. Она сказала, что в них один мальчик нашел совершенно целую бабку от станка и рядом была мина, которая взорвалась. Витя спросил — где она, эта развалка, но мать не говорила где, а больше напирала на то, что мальчику оторвало ногу. Конечно, когда лазишь по таким местам, то некоторая опасность есть, просто так ничего не делается. Так мать и не сказала, где же та хорошая развалка.