По правую сторону, где был портклуб, домики лепились прямо к скале. В этих помещениях было прохладно и сумеречно. Плющ, который тянулся поперек спуска и потом уже сползал ковром со стен, затенял солнечный свет.
— Если б ты знал, Миша, кто здесь жил? — проговорила Оля, когда они чинно уселись в фоне возле окна. — У тебя бы сразу прошла зевота. Но ты не знаешь, где ты сидишь.
— Знаю, в портовом клубе, — Ответил тот.
— А знаешь, что тут раньше было?! Баржан.
— А это что такое? — спросил Миша.
— Сейчас я тебе все расскажу. Идем. — Оля, взяв Мишу за руку, пошла вперед. Витя тоже последовал за ними.
— Давай побьемся на пари, что я знаю, о чем ты, Оля, будешь рассказывать. Давай? — Витя даже протянул руку, намереваясь поспорить с ней.
— Не хочу, — Оля оттолкнула Витину руку. — Ты известный всезнайка. Я для Миши говорю… Так вот, бар-жан — это ночлежка. Переночевать в ней стоило пять копеек.
Дежурная внимательно оглядела ребят, прислушиваясь к их разговору, и, успокоенная, снова опустила глаза в книгу.
Ребята вошли в зрительный зал, и Оля сказала, что раньше тут пол был каменный и на этом полу лежали набитые соломой тюфяки. На них спали грузчики, которым больше негде было ночевать. И здесь, средн них, жил Алексей Максимович.
— Какой Алексей Максимович? — спросил Миша.
— Горький, — хором ответили Оля и Витя.
— Он и работал здесь в порту, простым грузчиком, а потом — какой человек стал! А работал грузчиком, — еще раз задумчиво повторила Оля. — И вовсе не плохо, если человек грузчик, и матросом совсем хорошо быть. Держать в руках штурвал… Ты про это не слушай бабушку… А работать тогда было совсем не так, как теперь, по Горький работал…
Трудно было себе представить, что эти стены, бело-розовые под мрамор, были когда-то совсем другие — грязные, щербатые, и люди валялись на полу, голодные, оборванные…
— Наверное, здесь Горький и для пьесы «На дне» что-нибудь увидел, — сказал Витя.
— Мне бабушка не позволила читать «На дне», — проговорил Миша. — У нас книжный шкаф запирают на ключ, мне дают книги, а сам я не могу брать, какие захочу.
— Молчи лучше, Мишка. Это ты сам себя так дома поставил, что все тебя сосунком считают, — заметил Витя.
Однако Миша не обратил на его слова внимания. Попробовал бы Витька посидеть в его шкуре! Интересно, как бы он сумел себя «поставить», когда с тобой дома почти никто и не разговаривает. Но не объяснять же все это. И Миша, оглядевшись, заметил:
— А почему Горький не сказал, чтоб сделали всё так, как сейчас?
Оля укоризненно покачала головой.
— Он же не сразу знаменитым стал. И царское время было. Ну, прямо ты, Мишка, такой некультурный! У нас любой мальчишка в порту так не спросит!.. Тогда страх какое время было. Мне деда рассказывал, как подрядчики их брали на работу. Тех, которые слабые и больные, считали за полчеловека. Им платили на двоих, а то и троих один пай. Пай — столько, сколько надо платить одному человеку. Л они уже потом делились этими грошами.
— И мой дед про это говорил, — подтвердил Витя. — И у нас, в Новороссийске, так было. Дед грузил суда, и батя сначала был грузчиком, а вечером учился. Только это уже, конечно, при Советской власти. На крановщика выучился… Он всегда кранами интересовался. Ему после войны предлагали другую работу, спокойную и денег больше.
— А чего он не захотел? — спросил Миша.
— Краны любит. Он со мной тогда тоже советовался. Я ему так и сказал: правильно, батя! Возвращайся в порт. Я тоже обязательно буду крановщиком.
— Непонятно вы живёте, с вами взрослые советуются, разговаривают, и с тобой, и с Олей!
— Как же иначе! А если надо в доме помочь? Вот я иногда брался мешки зашивать, или палубу мести после зерна, или еще какая-нибудь работа в порту. Смотришь — матери на базар принесешь…
— Так ты ж несовершеннолетний, тебе нельзя работать, — сказал Миша.
— И где ты такого набрался?! Мой дед и отец с восьми, с десяти лет начинали, а я в четырнадцать — маленький? А Николай Островский таким уже воевал, да как…
— Скажи, Миша, а кем ты будешь? — спросила Оля. — Институт кончу… — нехотя ответил он.
— Какой? Кем ты будешь? — Витя тоже с интересом смотрел на него.
— Ну, какой-нибудь, еще сам не знаю. Может быть, врачом. У дедушки есть знакомый профессор в медицинском… Он советовал. Туда меня устроят, так говорила бабушка, — смущенно закончил Миша.
— Устроят! — презрительно проговорил Витя и стал внимательно рассматривать картину «Богатыри». А ведь и вправду батя похож на русского богатыря…