Миша спокойно продолжал, напевая вычерпывать воду.
Сидели два медведя
На ветке, на одной,
Один сидел как следует,
Другой качал ногой.
В такт песне Миша орудовал кастрюлей.
Вот уже вдали, у самого горизонта появились белые гребешки на гладких спокойных волнах, которые уходили туда, к северо-востоку.
Оттуда приближался ветер. Он и пенил море. Молочно-серая мгла надвигалась, казалось, все более стремительно, и уже не только белые барашки бежали впереди нее. Видно было, как ветер срывал верхушки волн и густой белой завесой нес их по воздуху, точно пыль на дороге.
Оля и Витя обменялись взглядами и поняли друг друга — шквал.
«Что делать? Вернуться?» — спрашивали ее глаза. «Нет, не успеем», — отвечали глаза Вити.
— Может, стороной пройдет, — вслух проговорила Оля.
— Хорошо бы, — сказал он и, не сговариваясь, оба взглянули в сторону нефтегавани. Успеет ли «Афродита» туда проскочить? Семен посмотрел на них, но ничего не спросил. Он ни о чем не мог думать, кроме своих растертых ладоней. Пока он завтракал, на них налились водяные пузыри, которые теперь лопались, и кожа сползала.
Семен незаметно обернул валик весла клочком газеты, думая, что так будет легче. Но газета прилипала к ладоням и вместе с кожей скатывалась в комочки, которые причиняли нестерпимую боль.
Только не отставать от Оли, грести, как она, чего бы это не стоило. Семен старался не думать о своих ладонях, заставлял себя, чтобы отвлечься, прислушиваться к Мишиному пению. Тот, не замечая этого, распевал во всю. Он всерьез считал, что без его кастрюли все пойдут ко дну. Вода легко вычерпывалась, и ему не составляло особого труда держать в безопасности «четыре человеческие жизни и жизнь корабля». Он распевал с большим чувством:
Свалились два медведя
С ветки, да с одной,
Один летел как следует,
Другой болтал ногой.
Выливая воду, Миша взглянул на Семена и улыбнулся. Несмотря на то, что тот обзывал его «морской блохой», он очень нравился Мише… Нравился даже больше, чем умный и спокойный Витя.
Но на Мишину улыбку Семен не ответил. Он не смотрел на Мишу. Губы его были стиснуты. Он смотрел на море, убеленное пеной.
Миша хотел спросить, что он там такое увидел, как вдруг сильный порыв ветра ударил в шлюпку и она накренилась. Миша схватился за голову — как бы еще раз не унесло его чалму-майку. На всякий случай он ее тут же надел на себя, тем более, что солнце как-то потускнело, не жгло так.
Второй порыв ветра точно приподнял шлюпку над водой.
— К берегу нельзя, снесет на волнолом, — услышал Миша и взглянул на Витю, не понимая — зачем идти к берегу, когда вон «Чайка» впереди.
— Проскочим, — проговорил Семен, налегая на весла.
— Обводы у «Афродиты», как у бочки, ее ветром сносит, — проговорила Оля, оглядывая мол нефтегавани и пенную накипь у волнолома. — Не успеем уже, не успеем.
— Пойдем, — настаивал Семен. — К волнолому пристанем.
— С ума сошел! — пробормотал Витя.
Белые барашки, нагонявшие шлюпку, и пологие спокойные волны столкнулись вокруг «Афродиты», и она, крепясь и черпая воду, затанцевала на них.
Это были только первые и, наверное, самые слабые порывы ветра.
— Her, к волнолому нельзя, — резко сказала Оля.
Если сделать так, как предлагал Семен, шлюпку снесет на камни, разобьет и они не спасутся. Выбраться на острую каменную гряду даже в малую зыбь очень трудно.
— Чего вы всполошились? — удивился Миша. — Подумаешь, два раза дунул ветер. Правьте прямо туда, к «Чайке». — Тревога друзей была ему непонятна.
— Черпай воду, — оборвал его Витя, со всей силы налегая на весло. Скорей бы миновать волнолом, который тянулся справа от них. А «Афродита» вдруг перестала слушаться и старалась идти не туда, куда ее направляли. Взгляд Вити, помимо его воли, обращался в сторону приближающегося шквала. Теперь уже не серая мгла, а мрачная, черпая туча двигалась на них. Она съедала все на своем пути — страшная, лохматая. Огромными щупальцами тянулись к светлому пятну, за которым было солнце, темные лохмотья. Впереди уже бежали не барашки, а горбатые волны с длинными белыми гребнями. Где-то в глубине тучи буквой «М» сверкнула молния, и гром ударил так, что, казалось, вздрогнула «Афродита».
Миша вцепился в борт шлюпки, думая, что наступила катастрофа. Его напугал гром, но всего того, что предстояло впереди, он не мог понять.