— Пойдем, Илийка, — позвала мать, направляясь к выходу.
У дверей они встретили Антона.
— Вот и ты мог бы петь в хоре или прислуживать в церкви, — мечтательно произнесла Ануца, когда они очутились на улице.
Илийка щурился от света. После церковной полутьмы слепил даже сегодняшний пасмурный день.
— Я не умею петь, — рассеянно ответил мальчик.
Сейчас мама добрая. Она всегда добрая, когда возвращается из церкви. Самое время спросить об отце.
Но пока он раздумывал, мать строго проговорила:
— О чем это ты шептался с Иорданом?
— Мы менялись.
— В церкви?! — ужаснулась Ануца. — Как можно? Тебя бог накажет.
— А мы ему не мешали, мы тихо…
Илийка плотнее запахнул куртку. Ну и ветрище!..
Бог… Бог вообще ни во что не вмешивается. Вчера на уроке закона божьего весь класс соврал священнику, что он забыл задать урок, — и ничего, обошлось.
Из-за туч выглянуло солнце.
— Посмотри, как красиво! — схватив мать за руку, даже приостановился Илийка. Обледенелые ветви акаций казались стеклянными, кусты, толстые стволы каштанов — все было стеклянным. Все горело на солнце, а верхушка ореха отливала разноцветными огнями.
— Плохая примета, — встревожилась Ануца, — не дай бог, еще хлеба померзнут. Тогда опять голод…
— Мама, где мой отец? — неожиданно спросил Илийка.
Ануца вздрогнула и ничего не ответила, но сын увидел, что лицо ее стало испуганно жалким.
Она пошла быстрее, высоко подняв плечи, съежившись в своем ветхом жакетике.
Медленно гасла верхушка ореха. Солнце опять ушло за тучи. Все вокруг стало скучным, унылым.
Нет, больше он не будет спрашивать. Они молчат, всегда молчат — и мать, и сестра. Молчат и смотрят куда-то в сторону. Но он все равно узнает, где отец, и найдет его.
Они вошли через калитку в небольшой дворик.
— Иди в дом, мама, а я снег уберу, — хмуро проговорил Илийка. — Вон сколько нанесло.
Ануца улыбнулась: вспомнила, как однажды колола дрова. Сын вышел на крыльцо. Ему тогда только минуло семь лет. Вдруг он подошел и, деловито взяв у матери топор, солидно произнес: «Это не девчачье дело».
Ануца боялась, как бы он не отрубил себе палец, но Илийка так настойчиво повторял «я сам», что она согласилась. Отскочившая щепка ударила его по лицу, но мальчик только поморщился. Упрямо, краснея от натуги, поднимал он тяжелый топор, обливался потом, но дров наколол. С тех пор Илийка стал хозяином в доме. Он научился вставлять и выставлять рамы, чинить замки, а в прошлом году заново сколотил развалившийся кухонный шкафчик.
«Хозяин ты мой», — радовалась Ануца.
— Снег сгреби под деревья, — посоветовала мать, уходя в дом.
Илийка принес лопату и стал убирать снег. Прежде всего он расчистил дорожку от крыльца к старым покосившимся воротам, которые даже от ветра скрипели. Дорожка короткая — маленький двор, и дом маленький. Только одна. комната. Раньше рядом стоял сарай. Если верить Мариоре, у них когда-то были две овечки и несколько кур. Но Илийка этого не помнит. Когда он подрос, от сарая остались размытые глиняные стены и провалившаяся крыша.
Этой зимой выпало много снега. Белым пухом укрыл он дом и дворик. Вечером, когда мама зажигала лампу и окошко светилось, их домик был ничуть не хуже других. Даже камни, прикрывавшие дыры в крыше, не были видны.
Илийка решил, что весной он обязательно починит крышу, потом займется сараем. А когда вырастет, то купит маме корову, пальто. И новый дом выстроит…
Снег Илийка сгребал к изгороди, где год назад он посадил черенок тополя, абрикосовое и вишневое деревца. Саженцы хорошо принялись. Теперь Илийка старательно укрывал их от мороза.
На воздухе работалось легко. Мальчик так увлекся, что поднял голову только тогда, когда его вторично окликнули.
Положив локти на дощатый забор, с улицы заглядывал во двор Михай.
— Это ты?! — обрадовался Илийка. — Иди скорей сюда, я тебе что-то покажу.
Но Михай не торопился. Он никогда не торопился. Сладко зевнув, Михай достал из кармана пригоршню тыквенных семечек и, аппетитно щелкая их, вопросительно посмотрел на друга небольшими черными глазами под припухшими веками.
Михаю Дориану четырнадцать лет, но он уже работает на заводе Думитриу, вот и ведет себя степенно, как взрослый. Илийка очень гордится тем, что Михай дружит только с ним.
— Что я выменял на футляр от часов!.. — таинственно заговорил Илийка, нащупав в кармане перочинный ножик. Он чувствовал себя богачом и торопился поделиться своей радостью с другом.
Но тот спокойно кивнул в сторону пустыря: