— Об отце — потом. Мне Мариора показывала деревца, что ты посадил у дома.
— Абрикосы, вишню и тополь, — с гордостью подтвердил мальчик. — Они вырастут, и мош Ротару будет сидеть в тени и рассказывать сказки.
— Но ты не увидишь, как вырастет твой тополек, а мош Ротару будет рассказывать сказки другим мальчикам. Ты навсегда уедешь от нас.
— Почему навсегда? Я вернусь, когда вырасту.
— Нет, Илийка, если ты уедешь из своего дома, то уже не вернешься. Подумай сам: взрослый человек должен иметь документы. Полиция поинтересуется, где ты раньше жил. Нет, так не получится.
Илийка задумался. Петря прав. Но как же можно уехать навсегда от мамы?… И тут в голову пришла хорошая мысль:
— Я приеду, когда у нас будет не так, — радостно проговорил Илийка, — ну… как в России. Когда прогонят Думитриу, и Стефанеску, и мастера, похожего на крысу.
— Иона Лунгу, — подсказал Петря.
— Да, и его… Я не знаю, как сказать, но это когда делается революция… — сбивчиво пояснил Илийка.
— Кто же станет делать революцию, если все уедут, как ты, а потом захотят вернуться на готовое? Само ничто не приходит, и революция тоже. Чтобы жить так, как живут в Советском Союзе, надо бороться. Ссыльные рассказывали, как боролись русские. Сюда раньше часто ссылали революционеров.
— Каких революционеров? Русских? — шепотом спросил Илийка.
— Да, и русских…
— А мой отец революционер? — мальчик пристально посмотрел на Петрю.
— И твой отец тоже революционер.
— Он в России? Иордан говорил, что мой отец в тюрьме, но я не верю ему. Врет он… Отец в России, правда?
Кобыш отвел глаза.
— Нет? — Илийка придвинулся к нему и умоляюще зашептал: — Скажите же, Петря? Скажите правду, и тогда мне легче будет найти его. Он убежал туда? Да?
Илийка жадно ловил взгляд своего старшего друга.
— Хорошо, ты это все равно должен узнать.
Илийка придвинулся еще ближе.
— Твоего отца посадили в тюрьму. Потом он исчез, и никто не знает, куда он делся.
— Значит, он не в России… Он в тюрьме… в тюрьме… — повторял мальчик. Как он до сих пор ошибался! Он искал бы отца на том берегу, вместо того, чтобы помочь ему здесь. Может, удастся что-нибудь сделать. Ведь так долго ждать, пока вырастешь… Илийка вздохнул и, опустив голову, глухо спросил:
— Где он?
— О политических заключенных ничего не говорят. Никто ничего не знает.
— Отец давно там? Он должен скоро вернуться?
Илийка не поднимал глаз, боясь разрыдаться.
— Я думаю, когда-нибудь он должен вернуться.
Они долго молчали.
— Я тоже буду революционером, как отец. Можно и мне? — тихо спросил мальчик.
— Но ты ведь собираешься в Россию, — напомнил Кобыш.
— Я никуда не уйду, раз отец здесь.
— Будешь пока помогать революционерам, как пионеры и комсомольцы.
— А я могу стать пионером? Ведь у меня нет галстука. А без галстука нельзя. Правда?
— Галстук я тебе дам. Но тот, кто надевает его, должен быть смелым и честным.
Илийка поднял свои ясные глаза на Петрю и очень серьезно проговорил:
— Вы никогда не пожалеете, Петря, если дадите мне галстук.
— Хорошо, Илийка. Только все, о чем мы говорили, надо хранить в тайне — сейчас такое время.
— И Михаю не говорить? Он настоящий друг.
— Ну, Михаю можно, только имя мое не называй.
— Это я и сам знаю. Вы, наверное, думаете, что я просто захотел путешествовать. Да? А это совсем не так.
Кобыш улыбнулся.
— Я тебя понимаю, Илийка. Знаю, что ты собрался бежать не потому, что начитался книг о всяких приключениях. Я тоже был таким как ты, Илийка, и тоже ушел из дому.
— От мамы?
— У меня не было родных. Они умерли во время голода. Я ушел из села, чтобы не батрачить у помещика. Я забрал у хозяина скрипку моего отца.
— И он отдал?
— Нет. Ее мне вынесла кухарка, сестра моей матери, и сказала, что помещик ее нечестно отнял. И вот с этой скрипкой я ходил по дорогам и играл на свадьбах и на праздниках. Люди меня кормили…
— А скрипка сейчас в вашей комнате, где эти шпики? — озабоченно спросил Илийка.
— Да, скрипка там. Ну вот, ходил я по дорогам, а потом меня старик Ротару на зиму пустил к себе. На заводе я стал механиком. Трудно было, конечно, сначала, но Кристя Мугур взял меня учеником. И я, Илийка, хотел убежать в Россию, но меня поймали и били. Долго били, тогда я сказал, что пока не рассчитаюсь с помещиком, с хозяином, с полицией и с прочими живодерами, — никуда не уйду.
Кобыш умолк. Нелегко ему жилось. У Петри родных не было, а у него, Илийки, есть и мама, и сестра, а он убегал от Стефанеску и Иордана… Все представляется иначе, когда поговоришь с таким человеком, как Петря. Ему тяжелее, куда тяжелее приходилось, но он не терпел, а делал что-то настоящее, большое и очень нужное…