— Отстань! — неторопливо бросил Думитриу.
— Но ведь по одному билету пропускают двух детей, я узнавал… — не отставал Суслик, ухватив Иордана за рукав.
— Да отцепись ты, наконец! — рассердился тот и брезгливо потер рукав своего светлого костюма в том месте, где прикоснулась не очень чистая ладонь Суслика.
Увидев Илийку, Думитриу с победоносным видом кивнул и вслед за матерью вошел в цирк. Суслик юркнул было за ним, но после минутной суматохи у входа портьера приподнялась и две дюжие руки вытолкали его. Однако Суслика это ничуть не смутило, и он снова и снова пытался проникнуть внутрь.
А из цирка уже доносились звуки настраиваемой скрипки. Нет, Илийка ни за что не уйдет, пока не увидит артистов.
— Где же Митря? — не выдержал, наконец, Михай. — Забыл он про нас, что ли? Сказал бы, что ничего не выходит. А то наобещал…
— Ничего он тебе не обещал, не выдумывай, — оборвал приятеля Илийка.
Шум внутри сарая уменьшился. Сыпанул частой дробью барабан, рявкнул аккордеон. Потом все стихло, и залилась, запела скрипка.
Илийка подошел ближе. Это был знакомый, избитый марш, но как чудесно, по-новому играл его скрипач.
— Началось… — сокрушенно заметил Михай. — Куда ж пропал этот цыган?
Но Илийка только отмахнулся. Он слушал скрипку.
За стеной раздался взрыв аплодисментов. Михай шумно вздохнул и принялся ковырять доску сарая.
— Хоть бы щелочку проделать. Вот если бы контролер отошел от двери на минуточку, тогда бы мы проскочили, — мечтал он вслух.
Снова запела скрипка. Было досадно, что мелодию заглушали аплодисменты. На арене, конечно, уже шло представление. А скрипка словно жила отдельно от всех. Она то плакала навзрыд, то рассыпала бурное веселье.
— Скорее, ребята! — шепнул, неожиданно появляясь, Митря.
— Мы что-нибудь увидим? — радовался Илийка, забегая вперед.
— Может быть, — таинственно ответил Мадриган.
Они обошли здание. С противоположной стороны, у самой стены сарая, стояла большая бочка с водой. Митря залез на нее и позвал за собой приятелей, знаками показывая, чтоб они не шумели.
С большим трудом мальчики удерживались на краях бочки. Они крепко ухватились друг за друга, а Митря ловко, как кошка, взобрался им на плечи и принялся отрывать у себя над головой доску.
— Не тяжело? — по временам спрашивал он ребят.
— Нет, только скорее, — отвечал Илийка. Края бочки резали ему ступни, а плечо под ногой Митр и совсем онемело.
Наконец, доска с жалобным скрипом поддалась. Митря подтянулся на руках и пролез в образовавшуюся щель.
— А мы?! — в один голос выкрикнули друзья.
— Тише! — остановил их Митря и протянул руку.
Михай с помощью Илийки тоже вскарабкался наверх.
— Ну, а теперь ты, — скомандовал Митря.
Илийка тоже протиснулся в узкую щель, просунув внутрь сарая голову, плечи и руки.
— Индейцы! Акробаты… — восхищенно зашептал Михай… — Настоящие индейцы из прерий…
Митря, дернув его за рукав, заставил замолчать.
У Илийки даже дух захватило. Внизу темнело множество голов, сцена была ярко освещена. Там работали три акробата в мятых марлевых шароварах, обшитых, как и сатиновые безрукавки, красной бахромой. На голове каждого была красная косынка, завязанная на левом ухе. В правом висела похожая на обод колеса огромная медная серьга. Младший брат Фереро, очевидно, щеголь, нацепил на себя вдобавок широкополую соломенную шляпу и очень напоминал желтый гриб.
Старший Фереро, большой и толстый, откинувшись назад; подставил свои согнутые колени среднему, который, стоя на них, с трудом удерживал равновесие. Испуг по временам сгонял с его лица заученную улыбку, так как толстяк не очень-то твердо держался на ногах. И не без причины, конечно. С другой стороны на толстяка яростно наскакивал младший брат в желтой шляпе, стараясь по спине вскарабкаться ему на плечи. Всякий раз «гриб» срывался. Чтобы как-то спасти положение и отвлечь внимание, средний стал награждать зрителей воздушными поцелуями, в то же время злобно косясь на желтую шляпу.
Илийка находил, что упражнение с бочкой, которое они только что проделали, потруднее акробатики этих братьев, и начал разглядывать зал. Ближе всех к эстраде, прямо на земле, раскрыв рты, сидели мальчишки. Они толкались, взвизгивали, когда «гриб» срывался с плеч толстяка, громко обменивались впечатлениями и замирали при каждой новой попытке. Дальше на скамьях сидели разодетые горожане. Во втором ряду колыхалась огромная и пестрая, как павлиний хвост, шляпа мадам Думитриу.