Утром брат и сестра уже собрались уходить на завод, когда вошла соседка попросить коромысло. Желтая косынка на ней была завязана так, точно на голову уселась большая бабочка. Она очень сожалела, что не застала Ануцу дома. Илийка не мог понять, зачем она говорит неправду, — ведь знает же, что мать уехала. А той попросту не терпелось поделиться новостями.
Ты еще не выходила из дому? — обратилась она к Мариоре и, не дав ей ответить, затараторила: — Я рано побежала на базар, смотрю: везде красные надписи о Первом мае. Сейчас их замазывают сажей и всех разгоняют, не дают читать. Поторопись, Мариора, а то ничего не увидишь.
Илийка боялся взглянуть на сестру. Возвратившись домой, он кое-как стер с тела краску, но на рубашке оставались предательские красные пятна, пришлось опустить ее в миску с водой. А тут еще проснулась Мариора и, погнав его спать, сама выстирала рубашку. Заметила она краску или не разобрала, чем измазана рубаха, он не знал.
Делая вид, что его ничуть не интересует то, о чем говорила соседка, Илийка внимательно разглядывал свою фуражку-прочно ли держится козырек, собственноручно починенный им после драки с Иорданом.
— И сколько смелых людей нашлось — весь город расписать не побоялись. А наш лавочник так злился, так кричал, будто это его одного касается. Ну, я побегу… — соседка выбежала, забыв о коромысле. Через минуту во дворе уже слышался ее голос: «Вы видели…»
Мариора с братом вышли из дому.
Мальчика так и подмывало скорее посмотреть на результаты своего труда, но рядом шла Мариора, и убежать от нее было невозможно.
Наконец они свернули на ту улицу, где Илийка побывал ночью. Здесь он писал и здесь, и здесь…
Вот двухэтажное здание, вымазанное над карнизом черной сажей, сквозь которую легко разобрать слово «Май», а рядом на белой стене даже ребенок прочтет — «Да здравствует».
Прохожие замедляли шаги, рассматривая закрашенные надписи. Полицейские, стоявшие на углу, зло покрикивали:
— Проходи! Чего зеваешь? Проходи!..
— Наделали им хлопот лозунги, — усмехнулась Мариора.
Мальчику почудилась в голосе сестры скрытая похвала. Кто знает, может, она думает о Петре Кобыше и, конечно, даже не подозревает, что ее брат, которого она все еще считает малышом, сделал это. Нет, она не заметила краску на его рубахе.
Сегодня день казался Илийке особенно солнечным и ярким, хотелось петь или хоть добежать до угла и с разбегу перемахнуть через забор так, как он это сделал ночью, спасаясь от полицейских.
Брат и сестра миновали улицу и свернули за угол, направляясь к заводской площади. И здесь темнели надписи. Мальчишки, увертываясь от полицейских, пытались их разобрать. Значит, Илийка не один, еще много людей, ничего не зная друг о друге, делали одно общее дело. Кто они, неизвестные друзья?
— Эти закрашенные надписи похожи на черные тучи. Правда? Будто тень легла на дома, — проговорил Илийка, но сестра не успела ответить. Ее внимание привлек шум, грубые окрики, доносившиеся из переулка. Там, на середине мостовой, собралась толпа.
Илийка с Мар порой подошли ближе. Два рослых полицейских тащили какого-то рабочего. Один из них толкнул его пистолетом в бок.
— Я ничего не знаю. Оставьте меня! — возмущался рабочий.
Илийка остановился, но Мариора, схватив его за руку, потащила дальше.
— Они дождутся еще одного Хотинского восстания! — сказала вслед полицейским какая-то женщина.
— Куда они его ведут? Подожди! — проговорил мальчик, стараясь высвободиться. Но сестра цепко держала за руку.
— Ты что, испугалась? — рассердился Илийка.
— Идем, это нас не касается. Не надо ни во что вмешиваться…
— А если бы Петря был здесь, он бы тоже не вмешивался?
— Его ведь здесь нет. — Мариора прибавила шагу.
— Но ты с ним видишься, я знаю. А когда я его увижу, я расскажу, какая ты трусиха.
— Не выдумывай. С тех пор, как он ушел с завода, я его не видела, — проговорила Мариора, да так равнодушно, что Илийка стиснул зубы.
Теперь он убедился, что сестра боится, как бы о ней чего-нибудь не сказали. Боится встречаться с Петрей.
Петря понадеялся на нее, а она ничего не делает. Поэтому он и не приходит. Мог ведь когда-нибудь зайти вечером, никто бы не узнал. Из-за нее не приходит, из-за нее… Обидно, что такая сестра… Илийка и раньше знал: ничего серьезного ей поручать нельзя. На уме у нее шутки да смех. Ей бы только перед зеркалом вертеться. И он с обидой в голосе сказал: