— А кто твой дед?
— Он на маяке работает.
— Да ну! Ведь это же очень хорошо! Как ты думаешь, дедушка твой позволит мне осмотреть маяк?
— Ты сам его спросишь. Я думаю, позволит. Ой, как поздно! Деда ждет! — вдруг спохватилась Оля.
— Отсюда поплывем? — спросил Витя.
— Нет, отсюда далеко, придется волнолом огибать. Лучше дойдем до конца камней, оттуда ближе, — сказала Оля и покосилась на камень, которым она так и не успела прикрыть Катькино убежище. Витя заметил этот взгляд, усмехнулся и стал смотреть на город, раскинувшийся подковой вокруг бухты. И, воспользовавшись тем, что он не смотрит на нее, Оля быстро спрятала куклу.
— Мы сюда на «Труженике моря» пришли, — сказал Витя. — Я познакомился с капитаном Игнатенко. Правильный капитан. Когда мы были на траверзе Малой земли, «Труженик моря» дал несколько гудков. И весь экипаж выстроился на палубе. Я спросил капитана, почему он дает гудки.
— И он ответил? — спросила Оля вдруг немного охрипшим голосом.
— Ответил. Четыре года назад там горел «Труженик моря», груженный снарядами. «Здесь мы в тяжелом сорок втором году похоронили наших товарищей», — сказал капитан, и на судне приспустили флаг.
Оля опустила голову.
— И мой отец там… похоронен, — тихо сказала она и медленно побрела вдоль волнолома.
Витя молча пошел за ней.
Полумесяц висел на совсем еще светлом небе. Вода теперь была темнее берега и неба. Она вся была в буграх и ложбинках, внутри ложбинок юлили серебряные змейки. Когда Витя поплыл, змейки стали шире и еще беспокойнее.
Оля плыла позади, резко отталкиваясь ногами и сильно загребая правой рукой. Левая нестерпимо болела. Девочка все больше отставала, но не решалась пожаловаться на боль в руке. Витька, еще подумает, что она притворяется. И зачем только она похвалилась, что плавает лучше всех. Оля изо всех сил старалась двигаться быстрей, но дышать стало тяжело. Витя что-то говорит, но она не слышит, потому что ее собственное дыхание точно заглушает его голос. Сейчас он обернется, увидит, что она отстала, и рассмеется. А завтра расскажет мальчишкам, как хвастала Оля и как он ее обогнал.
Оля закусила губу н с силой распрямив больную руку, занесла ее вперед. И в ту же секунду на небе пропал полумесяц, стало темно, темно. Она хотела вскрикнуть и не могла. Словно краб, который лежал на камнях волнолома, клешней сдавил ей горло. Руки и ноги еще двигались, но как-то странно. Вдруг Оля опять увидела полумесяц и выплюнула горькую воду. Но едва она попыталась вдохнуть воздух, как вода забила рот и горло… Оля не верила, что ей не удержаться на поверхности, что она утонет. Такого с ней случиться не может… Она не крикнет, не позовет. Силы вернутся…
Витя спросил, нельзя ли уже завтра пойти посмотреть маяк, но, не получив ответа, обернулся. И вдруг он увидел, что Оля захлебывается водой.
— Хватайся за плечи, — проговорил он, очутившись рядом с ней.
— Я… сама, — скорей угадал, чем услышал он. Витя схватил ее за руку.
— Ладно, сама. Берись за плечи.
Она послушно ухватилась за его плечи и вытянулась, чтобы не мешать. Дышать стало легче, но рука сильно болела.
— Крепче держись, — сказал Витя. — Наверно, я очень медленно плыву. Мне с непривычки тяжело. Но ты все равно ногами не помогай…
Странный он парень, этот Витька, не постеснялся сказать, что тяжело. Она, Оля, ни за что бы не призналась. А почему?
— Если не помогать, то мы среди ночи домой доберемся, — сказала она. Дыхание уже совсем наладилось и силы возвращались. Только шевелить рукой было больно. Неужели Витя ничего не заметил? Ведь он ни о чем не спросил. Заметил, просто вида не подает.
Они подплыли к причалу. У последних ступенек лесенки чуть слышно плескалась волна, едва заметная, пологая, н уходила под настил, где угадывались темные сваи. Какая-то тень метнулась от лестницы, но ребята не обратили на нее внимания.
Прощаясь, Оля сказала, чтобы Витя завтра пришел к этим ступеням. А вон там, чуть подальше, стоит их «Чайка». Завтра они уговорят деда спустить ее на воду. Потом сходят на маяк, а вечером пойдут к Вите смотреть его «технику».
Около шлюпки Оля наскоро отжала волосы и надела сарафан. Придерживая правой рукой левую, она торопливо пошла домой. Каждый неудобный шаг больно отдавался в локте. Уже поздно, а деда сидит без ужина. Нехорошо как…
Сторожка, в которой жили Оля и ее дед, стояла на самом краю мола. За ней шла совсем узкая бетонная стена, не больше трех-четырех метров шириной. Эта поднимающаяся со дна моря стенка, кое-где разбитая бомбами, огибала гавань и заканчивалась маяком.