— Я с севера.
— Из Скифии?
— Нет. Дальше. Гораздо дальше. Мой народ назывался… — Пленник помедлил с ответом, словно подбирая слова. — Мой народ назывался русами. Ты вряд ли слышал о нем.
— Как же ты оказался в наших краях?
— Я… Мне хотелось странствовать по свету.
— Странствовать по свету? — переспросил лохагос. — Зачем?
— Хотел посмотреть мир, узнать что-то новое.
— Посмотреть мир? Зачем же на него смотреть? Море, небо, скалы, даже дома везде одинаковы. Да и чему они могут научить? Научить могут только люди, а чтобы говорить с ними, никуда не надо ездить.
— Но люди-то разные. Интересно ведь, как живут в других странах, — робко возразил юноша.
— Прежде чем говорить с другими людьми, нужно научиться говорить с собой. Понять, кто-ты есть, узнать себя, а для этого вовсе не обязательно становиться бродягой… Ну да ладно. Мы, кажется, немного отвлеклись. Скажи-ка мне лучше, являешься ли ты другом Афин?
Пленник неопределенно пожал плечами:
— Друг — понятие относительное…
— Относительное? Хм… И к какой же разновидности друзей относишься ты?
— Может, к беглым рабам? — донесся громкий насмешливый голос.
Все повернули головы. Поодаль стоял высокий молодой человек с длинными вьющимися волосами. Похоже, он незаметно подошел к собеседникам и наконец решил вступить в разговор.
— Алкивиад, мальчик мой, что ты хочешь сказать? — спросил лохагос.
Молодой человек подошел ближе, пристально вглядываясь в лицо пленника.
— Этот юноша… Я знаю его! Алексиус, так ведь? Последний раз, когда я видел его, он был рабом в доме почтенного Тофона в Афинах.
— Хайре, господин Алкивиад, — неловко поклонился пленник. — Рад тебя видеть в добром здравии, — добавил он после некоторого молчания.
— Замечательно! — рассмеялся лохагос. — Я чувствую, мы услышим прелюбопытную историю.
Леше казалось, что еще немного — и его голова взорвется от тяжелой пульсирующей боли. В висках шумело, а перед глазами плавали разноцветные круги. С каждой минутой ему требовалось прикладывать все больше усилий, чтобы просто связывать слова в предложения. Но этого мало. Требовалось придавать словам какой-то смысл, что-то придумывать, как-то оправдываться. Но сил на это уже не хватало.
— Так что же ты делал в Дионе? — продолжал любопытствовать Алкивиад.
Обманывать напрямую опасно, нужно срочно сочинять очередную смесь правды и лжи.
— Я сопровождал госпожу Пандору, дочь моего хозяина. Мы бежали из Диона, где на нас напали воины Филиппа Македонского…
— Госпожу Пандору?! — с изумлением воскликнул Алкивиад. — Она здесь? С тобой?
— Нет. Так получилось, что мы разделились… У Термы. Надеюсь, с ней все хорошо…
— У Термы? — обеспокоенно переспросил Алкивиад и бросил встревоженный взгляд на лохагоса. — Когда?
— Три дня назад.
— Три дня назад там еще были наши, — еле слышно сказал лохагос.
— Так зачем же ты шел в Олинф? — продолжал расспрашивать Алкивиад.
— Я… Мы договорились с госпожой Пандорой, что встретимся там, если что-то случится.
Алкивиад недоверчиво поморщился и опять переглянулся с лохагосом.
— Боюсь, вся эта история звучит очень сомнительно.
Лохагос покачал головой:
— Сомнительно… Но, с другой стороны, на войне случается всякое. Ну а ты, Алкивиад, что можешь сказать про нашего гостя?
Алкивиад задумчиво почесал гладко выбритый подбородок.
— Алексиус — очень сообразительный юноша, Сократ. Тебе понравится.
— Сократ? — Леша не смог сдержать изумленного возгласа.
Художник Валерий Шамсутдинов
Лохагос, будто извиняясь, развел руками и сказал после некоторого раздумья:
— Боюсь, Алексиус, я должен задержать тебя. Ты раб афинского гражданина…
— Но как же госпожа Пандора? Что если она будет искать меня в Олинфе? Я не могу ослушаться ее приказа.
При этих словах Алкивиад скептически хмыкнул. Но Сократ лишь покачал головой.
— Даже если и так… — Он сделал многозначительную паузу. — На войне каждый афинский гражданин приложит все усилия и не пожалеет никаких средств, чтобы одержать победу. Так что на время военных действий и до момента, пока твой хозяин не объявится, ты будешь считаться государственным рабом. Я переговорю со стратегом, но, полагаю, что ты поступишь в распоряжение нашего отряда, под мое начало. Служи усердно и честно, и город не останется в долгу.
— Но госпожа Пандора…
— Если она объявится здесь, ей окажут необходимую помощь.