– Как же ты могла, чокнутая, наброситься на саблезубого тигра?! – ржал наёмник. – В самом деле хотела добыть его глаза для зелья? Позвала бы меня, уж я бы его мигом уделал!
Вместо того чтобы отвечать, я только мычала что-то невразумительное и глупо улыбалась.
– Она ещё не в себе, – горько вздохнул Эрандур. – Ей крепко по голове досталось.
«Что он несёт?!» – мысленно негодовала я.
– Ну, точно! Чокнутая! – упёр руки в бока Ворстаг и захохотал, запрокинув голову. – Так и знал! С ней постоянно какая-нибудь ерунда случается!
– Если вы сейчас же не уберетесь!.. – начала Ботела, багровея от ярости, что было видно даже сквозь слой краски на лице.
– Мы уже уходим, – данмер отступил на шаг назад.
Ворстаг снова потрепал меня по голове на прощание и тихо сказал:
– Я рад тебя видеть, – после чего громко выкрикнул. – Пошли, брат, а то хозяйка сердится! Немедленно в таверну! Надо отметить победу!
Наёмник от души хлопнул жреца по плечу, пока я пыталась осознать услышанное.
«Брат?! Серьезно?!» – оторопела, подумав, что всё еще сплю, раз вижу подобную нелепицу. На всякий случай даже ущипнула себя за руку под одеялом.
– С удовольствием! – отозвался Эрандур с гордостью, присущей лишь данмеру, и скромностью, свойственной лишь жрецу.
Незваные посетители удалились, оставив лавку в состоянии немого шока, отразившегося на лицах обиженных женщин. Ботела заворчала, направляясь обратно в лабораторию, а Муири мечтательно вздохнула им вслед:
– Как же тебе повезло с мужчинами, Джулия Октавия!
========== Глава тридцать вторая. Буря ==========
В старом пыльном осколке зеркала отражалось лицо женщины. Болезненно-бледное, худощавое, с полными губами, слишком красными на фоне белой кожи, серыми глазами, в которых отпечаталась усталость, и тремя кривыми полосками шрамов на левой щеке. Царапины давно затянулись, превратившись в рваные белесые следы – напоминание о неудачной ночи. Вечный урок, который я надеялась выучить на всю оставшуюся жизнь. Слабость приносит нечто пострашнее боли, но без этих жестоких испытаний невозможно стать сильнее.
Гребешок впился в спутанные волосы, Муири выпрямила пряди и отсекла ножницами кончики. Ученица ведьмы ловко избавила меня от вороньего гнезда на голове, сделав такую же прическу как у себя – коротко остриженные волосы, слегка прикрывающие мочки ушей.
– Так-то лучше, – довольная своей работой девушка, забрала у меня осколок и показала, как новый образ выглядит со спины. – Вроде ровно получилось.
– Очень красиво! Спасибо, Муири! – я повернулась к ней, встала со стула и, расчувствовавшись, обняла. Было страшно, но если бы не её помощь, пришлось бы гораздо хуже. Девушка сперва словно оцепенела, но робко коснулась моих плеч, отвечая на объятия.
Покинув лавку до полудня и расплатившись с Ботелой, получила скидку в двадцать золотых за чешую. Это определённо вернуло мне боевой настрой, но напоследок ведьма вдруг хищно ухмыльнулась:
– Ты заходи… если что!
Нервно улыбнувшись в ответ, я поспешила к выходу и столкнулась в дверях с посетительницей. Молодая нордка затравленно взглянула на меня и, опустив глаза, вбежала в «Ведьмину настойку». Этот взгляд был мне понятен – ещё одна жертва, прибежавшая за помощью, и, возможно, несущая последние сбережения. Одежда женщины выглядела скромно, по-крестьянски, на голове – льняная посеревшая косынка.
Стараясь, излишне не погружаться в печальные думы о непростой женской доле, я направилась в таверну.
Вывеска с надписью «Серебряная Кровь» непривычно блестела, точно её недавно отполировали. Я толкнула тяжёлую металлическую дверь таверны, и со всех сторон меня окружил шум и гомон постояльцев.
– Давай! – орал протяжно мужской голос, а старый бард, не переставая, отбивал ритм на барабане. Позади стойки собралось столпотворение, но сразу не удалось понять, что именно там творится.
Жена трактирщика, Фрабби, единственная не принимала участия в балагане, сосредоточенно натирая стойку с крайне недовольным видом. Я попыталась протиснуться через толпу, но стена из мужчин и женщин плотно встала между мной и неудовлетворенным любопытством.
– Оставь этих мужланов! – презрительно сплюнула в их сторону хозяйка. – Любят они кулаками махать!
– Ещё немного! – завопил особенно азартный болельщик.
Готова была поклясться, что следом оттуда донёсся голос Эрандура:
– Ты что забыл, как драться?!
Я буквально пробилась сквозь толпу, расталкивая всех локтями, чтобы увидеть, как жрец Мары улыбается, наблюдая за дракой на кулаках, и машет полупустой кружкой, расплескивая напиток. До этого мгновения я вообще не подозревала, что он умеет так улыбаться.
В центре круга, образованного болельщиками, стояли Ворстаг и ещё один крепкий норд в железном нагруднике. Наёмник заприметил меня среди зрителей и, ловко увернувшись от летящего в физиономию кулака, направил ответный удар в лоб противнику. Голова последнего запрокинулась назад, глаза закатились, и он с грохотом свалился в глубокий нокаут.
– Победа в честь Джулии Октавии! – провозгласил Ворстаг и поднял окровавленные кулаки.
– Ворстаг! – прогремела толпа, восхваляя победителя.
Эрандур отошёл немного в сторону и, как ни в чём не бывало, допил эль из кружки, точно не бросал хищные взгляды на борьбу пару мгновений назад.
Трактирщик кинул некоторым из болельщиков маленькие кошели с деньгами. Данмер тоже ловко поймал один.
– Кому не пропасть! – Ворстаг взял себе кружку эля со стойки, пока жрец приводил его оппонента в чувство заклинанием исцеления.
Наёмник обнял меня за шею и разбитыми губами поцеловал в лоб. Я, задыхаясь от его пота, поспешила вытереться.
– Смотрите все! – норд поднял кружку, продолжая крепко прижимать меня к широкой груди. – Вот ради кого я победил!
– Отпусти… – прохрипела я, безуспешно вырываясь.
Зрители ответили криками и свистом, взметнули кружки вверх и обрызгали липким медом всю мою чистую одежду.
– Ты мне так нравишься сегодня, как будто стала ещё красивее, – пробормотал Ворстаг и громко икнул.
– Ты пьян! – с омерзением возмутилась я, не оставляя попыток вывернуться из стальной хватки.
– Почему бы и… нет, – икота его не отпустила, но ничуть не смущала. Он залпом опустошил кружку и громко рыгнул.
Эрандур присоединился к нам, когда противник Ворстага пришёл в себя после поражения. Жрец был меланхолично спокоен, а на губах его теплилась непривычная и немного пугающая улыбка.
– Нужно узнать, нет ли сегодня повозок до Фолкрита, – вместо приветствия произнёс он. – Здесь, полагаю, у нас больше нет никаких дел.
– Жаль, что уезжаешь так скоро, дружище! Отлично повеселились! – продолжая душить меня в объятиях, признался наёмник.
– Где мои деньги? – сипела я, прижавшись щекой к кожаной броне.
– Что ты там шепчешь? – наклонился ко мне норд. – Что? Деньги? Я расплатился со всеми долгами, не волнуйся! Поехать бы с вами в Фолкрит, но боюсь, меня там ещё не забыли…
– Ворстаг, прошло уже три месяца! – напомнила я, тщетно пытаясь освободиться, но если уж наёмник вцепился в женщину, то не отпустит ровно до тех пор, пока не решит, что пора к следующей.
– А что? – Ворстаг направился к выходу вслед за Эрандуром. – Такого, как я, очень сложно забыть! – он игриво подмигнул. – Ты же знаешь, Джулия, каким я могу быть обаятельным.
– А где же твоя жрица Дибеллы? – не удержалась я.
– Какая? А… эта! Она предпочла другого! – без тени печали в голосе поведал норд.
Так мы и пошли до конюшен – жрец немного впереди, а я подмышкой наёмника, как лосось на берегу в бесплодных попытках не задохнуться. Потрепать языком Ворстаг любил, особенно немного выпив, излагал любую ерунду, что приходила в голову, громко смеялся над собственными шутками, но в его голосе и хохоте, я вдруг уловила наигранность, тесно граничащую с грустью.
Возле конюшен оказалось достаточно повозок и, расспросив народ, жрец узнал, что кучер Сигар собирает попутчиков до Фолкрита и берёт всего пятьдесят септимов за дорогу, что в зиму довольно дешево.