— Сдашь зачеты и будешь летать, — сказал он.
Все ушли на аэродром, на полеты. Сижу в избе один, читаю, изучаю карту. Так прошел и следующий день. Наконец я заявил, что готов сдать зачет по изучению района боевых действий.
— Штурман, прими!
Я на память быстро начертил район боевых действий, рассказал, что к чему.
— Ого! — изумился штурман эскадрильи. — Молодцом. Завтра выйдешь на полеты.
К вечеру собрались летчики. Я к ним с расспросами о войне, о полетах. Молчат пилоты — опять в полку потеря. Потом Пошевальников усадил меня рядом и подробно рассказал о сегодняшнем дне, о том, как под Торопцом погиб товарищ.
Утром вышел на полеты. Командир полка приказал тренироваться на «ПО-2» и «ЯК-12» несколько дней. Затем инспектор дивизии по технике пилотирования принял зачеты.
— Можно пускать на тренировочные полеты на боевом самолете, — заключил он.
— Полетишь? — спросил Митрофанов.
— Хоть сейчас, товарищ майор.
— Без инструктора?
— Да.
— А самолет не разобьешь?
— Никак нет, не разобью.
— Ну, добро. Видишь, вон там стоит самолет? Иди, прими его у механика и прирули к старту.
Подошел к «ильюшину». Весь-то он изрешеченный, весь в заплатках и латках. На стабилизаторе цифра тринадцать. Между прочим, забегая вперед, я должен отметить интересное совпадение. На тринадцатом я первый раз летал на боевое задание. На самолете с таким же номером я закончил войну, летал на Берлин и в Прагу. Чего после этого стоят разговоры о том, что «чертова дюжина» приносит несчастье?
Итак, подошел к самолету. Из кабины вылезает механик. Передаю ему приказ майора. Механик смеется.
— На нем никто не летает.
— Ничего, я полечу.
— А в бога веришь? Номер видал?
— Не верю ни в бога, ни в черта.
— Смотри, сержант, его зенитки любят. Кто летит — тот новые дыры привозит.
— Ладно. От винта!
Мотор работает чисто. Молодец, механик! Значит, он не только подтрунивать умеет.
Подрулил. Командир полка приказал произвести разбег, но не взлетать. Исполнил.
— Один полет по кругу, — говорит Митрофанов и приказывает выложить «Т».
Взлетел, набрал высоту. Сердце поет. Еще бы, лечу на боевом самолете! Лечу на фронте! Лечу один! Точно рассчитал и сел на три точки у «Т». Даже сам удивился, как это здорово получилось. Смотрю, командир показывает: еще, мол, один полет. Повторил. Потом еще раз.
— Хватит на сегодня, — сказал Митрофанов, когда я в третий раз лихо произвел посадку.
Зарулил машину на место. Механик улыбается. А у меня чувство такое, что хочется кричать от радости. Вылез из кабины. Иду по аэродрому в комбинезоне, шлеме, унтах, планшет сбоку висит. Сам себе кажусь героем. Митрофанов выстроил всех, кто был в это время на аэродроме, и скомандовал:
— Сержант Бегельдинов, два шага вперед!
Я сделал два шага и застыл.
— За отличный полет по кругу объявляю вам благодарность.
— Служу Советскому Союзу! — А у самого в душе все ликует.
Вновь полеты по кругу, потом на фотобомбометание. О нем следует рассказать подробнее. Наш полк стоял в деревне на опушке леса. «Ильюшины» взлетали с замерзшего болота. Бойцы аэродромного обслуживания маскировали их еловыми ветками. Неподалеку на лужайке, окруженной кустарником, был расположен полигон. Танк с белым крестом на развороченной башне и пушка с изуродованным стволом, брошенные здесь немцами еще в прошлогоднем зимнем отступлении, служили мишенями для тренировочных атак молодых летчиков.
Нас с Чепелюком еще не пускали в бой. По утрам мы с завистью провожали в воздух бывалых летчиков. Днем, набрав положенную высоту, вводили свои штурмовики в крутое пике и яростно атаковали полузанесенные снегом танк и пушку. Атаковали, но не стреляли. Роль пушек и пулеметов выполняли фотокамеры. Рассматривая проявленную пленку, командиры судили о результатах наших полетов.
Через несколько дней нас начали тренировать строем в составе пары и звена. Это очень важно — уметь строго держаться в строю.
Настал, наконец, день, когда командир полка сказал:
— Ну, Бегельдинов, теперь вы готовы к выполнению боевой задачи. Завтра обязательно полетите.
Произошло это семнадцатого февраля 1943 года. Нужно ли говорить о том, что всю ночь я не мог сомкнуть глаз. Какие только мысли не лезли в голову! Я видел себя над немецкими позициями в грозном штурмовике. Кругом огонь, а я лечу и беспощадно поражаю врага. И все удивляются моему геройству.