Выбрать главу

а) Примечания, данные в прижизненном издании «Собрания сочинений» Стасова с пометкой «В. С.» («Владимир Стасов»), воспроизводятся с таким же обозначением.

б) Из примечаний, данных в «Собрании сочинений» с пометкой «Ред.» («Редакция») и вообще без всяких указаний, выведены и поставлены под знак «В. С.» те, которые идут от первого лица и явно принадлежат Стасову.

в) Все остальные примечания сочтены принадлежащими редакциям изданий 1894 и 1906 годов и даются без каких-либо оговорок.

г) В том случае, когда в прижизненном издании в подстрочном примечании за подписью «В. С.» расшифровываются имена и фамилии, отмеченные в основном тексте инициалами, эта расшифровка включается в основной текст в прямых скобках. В остальных случаях расшифровка остается в подстрочнике и дается с пометкой «В. С.», т. е. как в издании, принятом за основу, или без всякой пометки, что означает принадлежность ее редакции прижизненного издания.

д) Никаких примечаний от редакции нашего издания (издательства «Искусство») в подстрочнике к тексту Стасова не дается.

В комментариях, в целях унификации ссылок на источники, приняты следующие обозначения:

а) Указания на соответствующий том «Собрания сочинений» Стасова 1894 года даются обозначением — «Собр. соч.», с указанием тома римской цифрой (по типу: «Собр. соч.», т. I).

б) Указание на соответствующий том нашего издания дается арабской цифрой (по типу: «см. т. 1»)

в) Для указаний на источники, наиболее часто упоминаемые, приняты следующие условные обозначения:

И. Н. Крамской. Письма, т. II, Изогиз, 1937 — «I»

И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка, т. I, «Искусство», 1948 — «II»

И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка, т. II, «Искусство», 1949 — «III»

И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка, т. III, «Искусство», 1950 — «IV»

Указание на страницы данных изданий дается арабской цифрой по типу: «I, 14».

Илья Ефимович Репин

Статья впервые напечатана в 1875 году (журнал «Пчела», № 3).

Статья показательна тем, что Репин, после «Бурлаков на Волге», становится объектом пристального внимания и любви Стасова, как гордость русского искусства, как художник, от которого можно ожидать «много сильного и значительного».

Стасов был свободен от слепого преклонения перед мастерами Запада как прошлого, так и настоящего времени. Наоборот — с вершин, достигнутых к этому времени русским реалистическим искусством, он критически подходит и к искусству прошлых эпох, и к различным явлениям искусства современности. Из всего прошлого он стремится взять то, что помогает созданию реалистических идейно-содержательных произведений, отражающих правду жизни, современности. Тут он следует заветам Чернышевского, который, утверждая — «прекрасное есть жизнь», отвечал поклонникам «чистой», «вечной» красоты в искусстве, рабски ориентировавших современное искусство на «недосягаемые» образцы прошлого: «Сила нашей фантазии чрезвычайно ограничена, и создания ее очень бледны и слабы в сравнении с тем, что представляет действительность. Самое пылкое воображение подавляется представлением о миллионах миль, отделяющих землю от солнца… самые идеальные фигуры Рафаэля оказались портретами с живых людей… живые люди, даже вовсе не принадлежащие к числу отъявленных извергов или героев добродетели, совершают преступления, гораздо ужаснейшие, и подвиги, гораздо более возвышенные, нежели все, что было выдумано поэтами» («Очерки гоголевского периода русской литературы». Избранные философские сочинения в трех томах, т. I, Госполитиздат, 1950, стр. 692). «Что делать! — говорил Чернышевский. — Аполлон Бельведерский и Венера Медицейская давно описаны, воспеты, и нам остается восхищаться только живыми людьми и живою жизнью, которую забывают в эстетиках, толкуя о Геркулесе фарнезском и картинах Рафаэля» («Критический взгляд на современные эстетические понятия». Там же, стр. 251).

В борьбе с поклонниками «чистого», отрешенного от интересов жизни искусства, за утверждение искусства, реалистически отражающего современную жизнь, Стасов стремился использовать все средства, в том числе и такое, как пропаганда взглядов современных художников-реалистов. Вот почему он считал нужным в данной статье о молодом Репине процитировать выдержки из его писем о впечатлениях от западно-европейского искусства, в которых, с точки зрения Стасова, хорошо раскрывалась позиция Репина, подходившего критически к классическому и современному искусству Запада. Вопреки распространенным, прочно утвердившимся в академических и официальных кругах того времени взглядам, что художник должен совершенствоваться главным образом за границей на образцах искусства Запада, Репин рвался в Россию. В своих симпатиях и антипатиях к тем или иным художникам Запада он не был одиноким. Крамской в ответ на письма Репина, содержащие те же опубликованные Стасовым оценки Репина западноевропейского искусства, писал: «…Суждения, которые Вы мимоходом делаете, подтверждают мои мнения… Что касается Рафаэля вообще, то, пожалуй, Вы и тут правы…» («И. Е. Репин и И. Н. Крамской. Переписка». «Искусство», 1949, стр. 19). Однако все же Репин не предназначал свои письма для печати. Отрывки из них, будучи опубликованными в комментируемой статье Стасова, вызвали резкие отзывы в печати по поводу будто бы «нигилистических», огульно отрицающих все классическое наследие, взглядов Репина. «Если бы мы не были убеждены в искренности г. Стасова, мы заподозрили бы его в предательстве. Злейший враг Репина не мог бы оказать ему худшей услуги», — писали «Московские ведомости» (1875, 14 июля, № 179, «Взгляд русского художника на искусство»).