Б.Галанов
Илья Ильф и Евгений Петров
жизнь.творчество
1. ТРИ ЖИЗНИ ИЛЬФА И ПЕТРОВА
В шутливой автобиографии они признавались, что составить жизнеописание автора «Двенадцати стульев» довольно затруднительно. Дело в том, что он родился дважды: в 1897 году и в 1903-м.
«В первый раз автор родился под видом Ильи Ильфа, а во второй раз — Евгения Петрова.
Оба эти события произошли в городе Одессе.
Таким образом, уже с младенческого возраста автор начал вести двойную жизнь. В то время, как одна половина автора барахталась в пеленках, другой уже было шесть лет и она лазила через забор на кладбище, чтобы рвать сирень.
Такое двойное существование продолжалось до 1925 года, когда обе половины впервые встретились в Москве».
Эту встречу можно, пожалуй, назвать третьим рождением. Содружество Ильфа и Петрова с самого начала оказалось таким полным, таким естественным и органичным, что критики, разбиравшие их книги, почти не задумывались о писательской биографии каждого в отдельности. Считалось, что индивидуальное бесследно исчезло, как бы растворилось в этом содружестве. Газеты и журналы писали о новом веселом авторе с двойной фамилией Ильф-Петров. Были статьи, где оба имени произносились еще более слитно: Ильфо-Петров. Лион Фейхтвангер, ознакомившись с их романами, сказал корреспонденту «Литературной газеты», что история литературы знала множество случаев творческого содружества и что он тоже привлекал соавторов для работы над пьесами, но никогда еще ему не приходилось видеть, чтобы содружество переросло в такое творческое единство и в результате совместной работы двух писателей явились такие органичные, монолитные произведения, как «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок».
Сами сатирики охотно поддерживали шутки насчет «странной» судьбы некоего двойного писателя Ильфа-Петрова, о котором нельзя сказать определенно — один это человек или двое? Отправляясь вместе с Петровым в качестве корреспондентов «Правды» на маневры Белорусского военного округа, Ильф острил: «Ильфа и Петрова томят сомнения — не зачислят ли их на довольствие как одного человека». Это была веселая шутка. Но относительно их литературной судьбы действительно сложилась легенда, которая, к сожалению, не рассеялась до сих пор,— что, когда они разъединялись, писатель вообще переставал существовать. А коли так, то и говорить об Ильфе и Петрове порознь вроде незачем. В литературном хозяйстве их вполне можно зачислить «на довольствие» как одного человека.
Но это, конечно, неверно!
Во-первых, автор «Двенадцати стульев» именно потому и явился на свет божий, что у него было два талантливых предшественника. Полистав пожелтевшие комплекты «Гудка», где печатал фельетоны, очерки и путевые заметки острый и наблюдательный Илья Ильф (Файнзильберг); порывшись в журналах «Красный перец» и «Смехач», на страницах которых часто выступал с юморесками неистощимый выдумщик Евгений Петров (Катаев), вы без труда убедитесь, что каждый из них уже в начале 20-х годов успел достаточно интересно и по-своему определиться как литератор.
Во-вторых, творческое содружество Ильфа и Петрова никогда не было простым арифметическим сложением сил. Они умели очень легко и весело отшучиваться от назойливого вопроса: как вы пишете вдвоем? «Да так и пишем... Как братья Гонкуры. Эдмонд бегает по редакциям, а Жюль стережет рукопись, чтобы не украли знакомые». Но однажды — это было уже после смерти Ильфа — Петров ответил всерьез: «Сочинять вдвоем было не вдвое легче... а в десять раз труднее». Это была «непрерывная борьба двух сил, борьба изнурительная и в то же время плодотворная... Мы беспрерывно подвергали друг друга жесточайшей критике, тем более обидной, что преподносилась она в юмористической форме. За письменным столом мы забывали о жалости». Вероятно, так и только так, отдавая друг другу весь накопленный жизненный опыт, но отдавая с борьбой, тут же признавая иные мысли глупыми, а наблюдения поверхностными, можно было выработать единый вкус, единый стиль и, оставаясь самими собой, добиться в то же время полного духовного слияния.
Если бы они не стали сочинять каждое слово, каждую строчку своего первого романа вместе, а писали «Двенадцать стульев», заранее распределив между собой главы, вероятно, на этом этапе их соавторства можно было бы еще без особого труда разглядеть швы и угадать индивидуальный почерк каждого. Через десять лет дружной совместной работы, усомнившись, смогут ли они теперь хоть одну строчку написать самостоятельно, они сами устроили себе своеобразный экзамен — начали писать порознь «Одноэтажную Америку». И что же! По свидетельству Петрова, один острый и знающий критик, который взялся проанализировать «Одноэтажную Америку», не смог правильно определить, кто какую главу написал.