Эмили Денайер достала прозрачный пакет для вещдоков с пластиковой номерной пломбой и надписью на бирке. Внутри лежал его любимый «Ролекс».
– Отличные часы! У моего папы есть похожие. Можно взглянуть? – произнесла она куда приветливее.
– Да, пожалуйста! – с гордостью отозвался Гриди, думая, что, возможно, это немного снимет напряжение в общении.
Она сделала вид, что внимательно рассматривает часы сквозь пакет.
– Это же «Ролекс субмаринер»?
– Да, – охотно закивал Гриди.
– Винтажные? По-моему, винтажные.
– Вы правы, – снова кивнул Гриди. – Примерно тысяча девятьсот пятьдесят пятого года!
– Здорово! Наверное, кучу денег стоят.
– Они застрахованы на пятьдесят тысяч фунтов.
– Весьма разумно. Если бы у меня были такие часы, я бы тоже обязательно их застраховала. – Легким движением, прежде чем Теренс Гриди понял, что она делает, Денайер положила часы в свой портфель. – Придется их изъять.
– Эй! – возмутился он. – Что вы делаете? Вы не можете их забрать!
– Не волнуйтесь, я выдам вам опись – она у меня при себе. Часы являются частью нашего расследования. Если все в порядке, получите обратно. Просто нужно будет доказать, что деньги на их приобретение поступили из законного источника – что были честно нажиты.
– Это возмутительно! Я адвокат, я купил их на свой гонорар. Ты не можешь забрать мои часы, верни их, сука драная!
Она улыбнулась Гриди и его адвокату, сидевшему с встревоженным видом.
– Не беспокойтесь, все в порядке, – спокойно улыбнулась она. – Меня и похлеще называли.
17
1 декабря, суббота
Когда разговор с констеблем и следователем отдела по борьбе с экономическими преступлениями закончился, Теренс Гриди, как никто другой осведомленный о своих правах, попросил разрешения остаться в комнате для допроса, чтобы побеседовать с адвокатом наедине.
Несмотря на обширные познания в юриспруденции, вот уже много лет, как Гриди внимательно прислушивался к мудрым советам Фокса. После того как остальные ушли, он настороженно посмотрел на широкоугольную камеру видеонаблюдения.
– Не хочешь проверить, выключена ли она, Ник?
– Выключена, – покачал головой Фокс, – а даже если нет, сам знаешь, что все, о чем мы сейчас будем говорить, нельзя использовать в качестве доказательства. Все нормально.
– Да не очень-то нормально. Больше всего меня беспокоит Микки – он до чертиков любит своего брата. Просто души в нем не чает. С тех пор как его арестовали, я опасаюсь, что он попытается заключить сделку со следствием – и сдаст меня. Что думаешь? Твой коллега работает с ним, он что-нибудь сказал?
Гриди платил фирме Фокса за представление интересов Микки в суде – но не из альтруизма, а для того, чтобы знать, о чем думает Старр.
– Где тонко, там и рвется, Терри. Старр – твое слабое звено. Понятно, что ты беспокоишься. Вчера он спросил моего коллегу, сможет ли он получить меньший срок, если признает себя виновным.
– Ясно. Что ж, если он меня не заложит, все будет в порядке.
Фокс успокаивающе поднял руку:
– Ему дали понять, чтобы он о таком и не думал.
– И?..
– Злится. Обвиняет в аресте тебя.
– Меня? Если бы он не был таким жлобом и не запихал кокаин во все шины «феррари», гребаный тупица, мы бы сейчас спокойно сидели дома.
– Он так не думает, Терри. Судя по разговору, он считает, ты знал, что за поставкой следят, и выставил его крайним.
– Крайним? – Гриди пожал плечами. – Неужели он всерьез считает, что если бы я хоть на минуту задумался о таком, то ради этого пожертвовал бы кокаином на шесть миллионов фунтов? Ник, это полный бред. Черт, да если бы у меня возникло хоть малейшее подозрение, хоть какое-то, – я бы приостановил операции, пока все не уляжется. Скажи ему.
– Скажу, но взгляни с его точки зрения. Его взяли с поличным. Поймали за руку при попытке ввезти кокаин на сумму в шесть миллионов фунтов. В лучшем случае ему светит пятнадцать лет в не самом приятном месте. А ты вполне способен, по его мнению, отвертеться и остаться на свободе.
– Что ж, если сумею выбраться из этого дерьма, то и его вытащу, – это его единственный шанс.
– Ты действительно так думаешь, Терри?
– А ты так не считаешь?
– Считаю, конечно. Но коммуникацию с Микки наладить придется.
– Ник, что бы ни случилось – признает он себя виновным или нет, – он нужен мне за свидетельской трибуной, и он должен сказать присяжным, что он меня не знает и мы никогда не встречались. Надо, чтобы он меня прикрыл, заявил, что все это подстроено конкурентами-наркоторговцами.