– Девушка рассказала первым прибывшим полицейским, что он хотел стать врачом, – заметил Дэйви.
Рой Грейс вспыхнул от гнева. От злости на преступников, кем бы они, мать их, ни были. За последние полгода он много раз испытывал подобную ярость, как и жгучую боль бессилия. Да, он изменил ситуацию. За время его пребывания здесь в этой должности количество смертей в результате преступлений, совершенных с использованием холодного оружия, сократилось. Но их все еще было слишком много.
Даже одна смерть – это слишком много.
Легко с самодовольным видом показывать статистику. Прятаться за цифрами. Гораздо труднее смотреть на мертвого подростка, который хотел стать врачом и которого зарезали, когда он просто провожал девушку домой. Убили его, скорее всего, молодые люди, отбросы общества, для которых преступление было мерзким, жалким, но единственным способом достичь хоть какого-то статуса. Неочевидная вина за его убийство лежит также и на правительстве, члены которого постоянно меняются и не желают вникать в особенности различных слоев населения, за благополучие которого несут ответственность.
Лужа крови в резком свете фонарей казалась черной.
Черной, как кожа мертвого юноши.
Из-за цвета его кожи политики выдумают всевозможные слащавые отговорки, скажут, что все это вызвано проблемой разделенных сообществ.
Чушь собачья.
Погибший юноша, с кроссовками за 200 фунтов, который мечтал стать врачом, заслуживал лучшего, чем та участь, которую ему выпала.
«Не получилось у нас».
Грейс посмотрел на мальчика и подумал: «Не получилось у нас создать общество, которое по заслугам оценило бы твой талант, твои стремления».
Черт. Грейс знал, какой это ужас – говорить родителям, что их ребенок больше никогда не вернется домой. Кошмар.
Он отвернулся; глаза защипало от слез.
22
3 мая, пятница
Многие адвокаты по уголовным делам неустанно трудились, чтобы заработать на скромную по обычным меркам жизнь, и часто консультировали то сторону защиты, то обвинения. Но некоторые, как Примроуз Браун, завоевали свою нишу: она участвовала в громких судебных процессах и выигрывала их, несмотря ни на что. При этом ее клиенты прекрасно понимали, что свобода стоит дорого.
Браун была королевским адвокатом с впечатляющим послужным списком; в народе таких называли «шелковая мантия». Она по праву считалась необычайно талантливым юристом. Женщина пятидесяти пяти лет, невысокая, с туго зачесанными назад светлыми волосами, перехваченными декоративной заколкой, она питала склонность к пышным темным платьям, массивным украшениям и дорогой обуви.
Многие годы Теренс Гриди регулярно поручал ей дела своих клиентов, когда те нуждались в услугах королевского адвоката – и при этом могли себе их позволить, – и она редко обманывала ожидания: получала баснословные гонорары и разносила в пух и прах доводы стороны обвинения. В возрасте, когда многие из ее коллег выбирали не такую напряженную, но менее прибыльную работу судьей, она приняла карьерное решение остаться в коллегии адвокатов, потому что любила свою профессию и не переставала удивляться тому, какие личности встречались ей на этом поприще. Но теперь, в течение последних месяцев, судьба самого Гриди зависела от ее адвокатского мастерства и от того, смилуется ли она, выставляя счет.
В 11 часов утра она сидела напротив Гриди за металлическим столом в тесной, обшарпанной комнате для допросов тюрьмы Хай-Даун – вдали от родного Брайтон-энд-Хова.
«Примроуз Браун привнесла редкую нотку элегантности в ошеломляющую серость этого места», – подумалось Гриди.
Аромат ее духов приятно разнообразил противный запах, въевшийся в стены.
Слева от нее расположился помощник адвоката, подтянутый мужчина ближе к сорока по имени Криспин Сайкс, который мало говорил, но подробно записывал что-то на каждой встрече после ареста Гриди. Обычно Примроуз не посещала подобные собрания, оставляя их на попечение помощника, но сегодня сделала исключение из-за долгой истории, связывавшей ее с Теренсом Гриди.
Слева от Гриди сидел Ник Фокс. Это была их последняя встреча перед судом.
Голос Примроуз Браун с годами потерял йоркширский акцент, приобретя высокомерные интонации, характерные для лондонских юристов. Но грубоватые нотки, напоминающие о северном регионе, откуда она была родом, еще оставались.
– Буду с тобой откровенна, Терри, выглядит все не очень хорошо, – заметила она, смотря на него сквозь очки в тонкой оправе.
«Он тоже выглядит неважно», – подумалось ей.