— Я, конечно, мог бы оставить ее в Л’Имби, — сказал он Миляге. — Но кто знает, какая беда могла бы с ней приключиться, если бы я так поступил? Все-таки она еще дитя.
— Стало быть, она здесь, на острове?
— Да, она здесь. Но она ни за что не выйдет из своей комнаты в дневное время. Говорит, что боится заразиться сумасшествием. Я ее очень люблю. И, как вы можете видеть, — он указал на развешанные вокруг работы, — она очень красива.
Миляга был вынужден поверить на слово.
— Где она сейчас? — спросил он.
— Там же, где и всегда, — сказал Апинг, — В своей комнате. У нее очень странные сны.
— Понимаю, каково ей, — сказал Миляга.
— Понимаете? — переспросил Апинг с таким жаром в голосе, который наводил на мысль, что темой, ради обсуждения которой Миляга был приведен сюда, было все-таки не искусство. — Вам, значит, тоже снятся сны?
— Всем снятся.
— Моя жена постоянно говорила мне то же самое. — Он понизил голос. — У нее были пророческие сны. Она знала с точностью до часа, когда ей предстоит умереть. Но мне сны вообще не снятся. Так что я не могу разделить с Хуззах то, что она чувствует.
— Вы думаете, что я смогу?
— Это очень деликатное дело, — сказал Апинг. — Изорддеррексский закон запрещает любые пророчества.
— Я не знал об этом.
— В особенности для женщин, — продолжал Апинг. — Поэтому-то я и держу ее подальше от посторонних глаз. Это правда, что она боится сумасшествия, но боится больше из-за того, что происходит внутри нее, а не вокруг.
— Так почему же вы ее скрываете?
— Я опасаюсь, что, если она станет общаться с кем-нибудь кроме меня, она скажет что-нибудь неуместное и Н’ашап поймет, что у нее тоже бывают видения, как и у ее матери.
— И это будет…
— Просто катастрофа! Моя карьера рухнет. Не надо мне было привозить ее сюда. — Он посмотрел на Милягу. — Я вам рассказываю все это только потому, что мы оба художники, а художники должны доверять друг другу, как братья, верно?
— Верно, — сказал Миляга. Большие руки Апинга сотрясала дрожь. Он был на грани обморока. — Вы хотите, чтобы я поговорил с вашей дочерью? — спросил он.
— Более того…
— Говорите.
— Я хочу, чтобы вы взяли ее с собой, когда поедете. Возьмите ее в Изорддеррекс.
— А почему вы думаете, что мы собираемся отправиться туда или вообще куда бы то ни было, если уж на то пошло?
— У меня есть осведомители, есть они и у Н’ашапа. Ваши планы известны гораздо лучше, чем вам того хотелось бы. Возьмите ее с собой, мистер Захария. Родители ее матери до сих пор живы. Они присмотрят за девочкой.
— Это большая ответственность — взять с собой ребенка в такое трудное путешествие.
Апинг поджал губы:
— Я, разумеется, смог бы облегчить ваш отъезд с острова, если бы вы взяли ее с собой.
— Ну а если она не захочет? — сказал Миляга.
— Вы должны уговорить ее, — сказал он просто, словно знал, что у Миляги большой опыт по уговариванию девочек.
Природа сыграла над Хуззах Апинг три жестокие шутки. Во-первых, она подарила ей силы, наличие которых строго каралось режимом Автарха; во-вторых, она подарила ей отца, который, несмотря на сентиментальные излияния, больше заботился о своей карьере, чем о дочери; и в-третьих, она подарила ей лицо, которое только ее отец мог считать красивым. Она была тоненьким обеспокоенным созданием лет девяти-десяти; ее черные волосы были комично подстрижены, а крошечный рот плотно сжат. Когда после долгих улещиваний эти губы соблаговолили открыться, голос оказался изнуренным и скорбным. И только тогда, когда Апинг сказал ей, что это тот самый человек, который упал в море и чуть не умер, в ней пробудился какой-то интерес.
— Ты чуть не утонул в Колыбели? — спросила она.
— Да, — ответил Миляга, подходя к постели, на которой она сидела, обняв руками колени.
— А ты видел Колыбельную Леди? — спросила девочка.
— Кого-кого?
Апинг стал делать ей знаки, чтобы она замолчала, но Миляга махнул ему рукой, чтобы он перестал.