Продвигались они медленно, подолгу вычисляя самый безопасный маршрут на перекрестках и прячась в укрытие при появлении как правительственных, так и революционных войск. Но на каждого солдата в этой войне приходилось около полудюжины зевак, которые бросали вызов прибою войны, отступая перед каждой волной только затем, чтобы вновь занять свой наблюдательный пост, когда она спадет, — опасная и иногда смертельная игра. Сходный танец должны были выделывать Миляга и Хуззах. Вновь и вновь сбиваясь с курса, они двигались, как подсказывал инстинкт, и рано или поздно этот инстинкт должен был покинуть их.
Во время затянувшейся паузы между криками и разрывами снарядов Миляга сказал:
— Ангел? Я совершенно не представляю, где мы находимся.
Мощный обстрел почти сровнял с землей тот Кеспарат, в котором они сейчас находились, и среди развалин едва ли можно было отыскать какое-нибудь убежище, но Хуззах настаивала — зов природы, который не терпит отлагательства, — и Миляге пришлось отпустить ее под сомнительное прикрытие полуразрушенного дома в нескольких ярдах вверх по улице. Сам он встал на страже у двери и крикнул ей, чтобы не забиралась слишком далеко. Не успел он произнести это благое пожелание, как появление небольшой группы вооруженных мужчин загнало его в темную дыру дверного проема. С оружием, судя по всему изъятым у мертвецов, они мало подходили для роли революционеров. На старшем — толстом как бочка мужчине лет за пятьдесят — были шляпа и галстук, в которых он скорее г, сего отправился утром на работу. Двое его сообщников были едва ли старше Хуззах. Из прочих членов банды одна была женщина из этаков, а другой принадлежал к тому же племени, что и палач из Ванаэфа: это был нуллианак, с головой, похожей на сложенные в молитве руки.
Миляга оглянулся в темноту, надеясь предупредить Хуззах об опасности, но ее не было видно. Он направился внутрь руин. Пол внизу был липким, хотя ему и не было видно, чем он залит. Он увидел силуэт Хуззах в тот момент, когда она поднималась с корточек. Она тоже увидела его и издала протестующий возглас, в ответ на который он произнес «тсс!» так громко, как только осмелился. Где-то неподалеку начали рваться снаряды. Их убежище сотрясалось от ударных волн и озарялось краткими яркими вспышками, при свете которых Миляге удалось разглядеть, где они находятся: домашний интерьер со столом, накрытым для вечерней трапезы, под которым лежал труп хозяйки. Ее кровь и делала пол липким. Поманив Хуззах к себе и крепко обхватив ее за плечи, он отважился направиться к двери, и в этот миг снова начался обстрел. Банда подбежала к двери в поисках укрытия, и женщина-этак увидела Милягу, прежде чем он успел отступить в тень. Она испустила крик, и один из юнцов выстрелил в темноту, туда, где стояли Миляга и Хуззах. Их осыпало дождем штукатурки и щепок. Пятясь от двери, перед которой стояли члены банды, Миляга завел Хуззах в самый темный угол. Едва он успел сделать это, как юнец, радуясь, что есть возможность пострелять, ворвался внутрь и принялся палить во всех направлениях. Миляга выдул пневму в темноту, и они устремились к двери. Но недооценил свою силу. Юнец был уничтожен в одно мгновение, но вместе с ним исчезла и часть противоположной стены.
Пока пыль не рассеялась и оставшиеся в живых не возобновили преследование, он двинулся к Хуззах, но стена, у которой она пряталась, треснула и стала загибаться, словно волна. Он выкрикнул ее имя, и ее крик, слева от него, раздался в ответ. Ее подхватил нуллианак, и на одно кошмарное мгновение Миляге показалось, что сейчас же он убьет ее, но вместо этого он прижал девочку к себе, словно куклу, и исчез в облаке пыли.
Миляга пустился в погоню, не оглядываясь, и в результате этой ошибки оказался на коленях, не пробежав и двух ярдов, после того как женщина-этак вонзила что-то острое ему в поясницу. Рана была неглубокой, но от шока у него перехватило дыхание, и ее второй удар пробил бы ему голову, если б он не успел откатиться в сторону. Небольшое долото, влажное от крови, впилось в землю, и прежде, чем его снова пустили в дело, Миляга вскочил на ноги и бросился за Хуззах и ее похитителем. Второй юнец бежал вслед за нуллианаком, вопя в припадке пьяной (или наркотической) радости, и, потеряв похитителя из виду, Миляга бежал, ориентируясь по звукам. Преследование привело его из района руин в Кеспарат, который оставался сравнительно нетронутым.
И на то была причина. Здесь торговали сексуальными услугами, и бизнес явно процветал. Хотя улицы были уже, чем в тех районах, где Миляге довелось побывать, из открытых дверей и окон лились потоки яркого света. Лампы и свечи были расставлены так, чтобы получше высветить выставленный товар. Здесь продавались удовольствия с такой причудливой анатомией, что самые разнузданные притоны Бангкока и Танжера не шли ни в какое сравнение. Не было недостатка и в покупателях. Похоже, угроза приближающейся смерти подхлестнула общее либидо. Даже если торговцы плотью и наркотиками, мимо которых проталкивался Миляга, не доживут до утра, они умрут богатыми, в этом можно было не сомневаться. Стоит ли говорить о том, что вид нуллианака, сжимающего в объятиях отбивающуюся девочку, едва ли мог привлечь к себе внимание в этом святилище разврата, и, призывы Миляги остановить похитителя были проигнорированы.