Глава 16
1
С того момента, когда впервые был поднят вопрос о библиотеке «Tabula Rasa», Блоксхэм несколько раз собирался выполнить добровольно возложенную на себя обязанность и спуститься во внутренние помещения Башни, чтобы проверить, не была ли нарушена неприкосновенность коллекции. Однако дважды он откладывал это дело, внушая себе, что у него есть дела и поважнее, как, например, организация Великой Чистки. Он бы и в третий раз отложил осмотр, если бы вопрос снова не всплыл, на этот раз в форме нарочито небрежной реплики в сторону, изреченной Шарлоттой Фивер, которая и на том, первом, собрании говорила о сохранности книг, а теперь предложила сопроводить Блоксхэма в его экспедиции. Женщины озадачивали Блоксхэма и ставили его в тупик. Влечение, которое они в нем вызывали, всегда соседствовало с чувством неудобства, которое он испытывал в их обществе, но в последнее время он ощутил, что сексуальное влечение, едва ли ранее ему известное, растет в нем со всевозрастающей требовательностью. Но даже в своих уединенных молитвах он не осмеливался признаться себе в причине этого. Его возбуждала Чистка. Именно она бередила его кровь и мужские качества, и он ни на секунду не усомнился в том, что Шарлотта ответила на его жар, хотя и постаралась сделать это как можно более сдержанно и скрытно. Он с готовностью принял ее предложение, и они договорились встретиться в Башне в последний вечер старого года. Он принес с собой бутылку шампанского.
— Можем заодно и поразвлечься, — сказал он, когда они спускались вниз по руинам, оставшимся от старого дома Роксборо, подвал которого был сохранен и скрыт под ничем не примечательными стенами Башни.
Никто в течение долгих лет не отваживался проникнуть в этот подземный мир. Он оказался еще более примитивным, чем им помнилось. Наспех было проведено электричество — с проводов свисали лишенные абажуров лампочки, — но в остальном подвал остался таким же, как и в первые годы существования Общества. Он был сооружен для того, чтобы в срочном порядке спрятать там книжное собрание Общества, а стало быть, на века. От нижней лестничной площадки разбегался веер одинаковых коридоров, по обе стороны которых стояли книжные полки, поднимавшиеся вдоль кирпичных стен до полукруглых потолков. В местах пересечения коридоры были украшены сводчатыми перекрытиями. Что же касается каких-либо иных архитектурных излишеств, то они отсутствовали.
— Не раздавить ли нам бутылочку перед началом? — предложил Блоксхэм.
— Почему бы и нет. А из чего будем пить?
Вместо ответа он извлек из кармана два граненых стакана. Она взяла их, пока он открывал бутылку. Пробка подалась с декоративным вздохом, звук которого затерялся где-то в лабиринте коридоров. Наполнив стаканы, они выпили за Великую Чистку.
— Ну вот мы и здесь, — сказала Шарлотта, поплотнее закутываясь в меха. — Что будем искать?
— Следы вторжения или кражи, — сказал Блоксхэм. — Разделимся или пойдем вместе?
— О-о-о, вместе, — ответила она.
Роксборо утверждал, что все хоть сколько-нибудь значительные книги по магии этого полушария собраны здесь, и, бродя вдвоем и созерцая десятки тысяч манускриптов и печатных изданий, они готовы были поверить этому хвастливому заявлению.
— Как, черт возьми, им удалось собрать все это? — удивилась Шарлотта.
— Осмелюсь заметить, мир тогда был куда меньше, — сказал Блоксхэм. — Все они знали друг друга, так ведь? Казанова, Сартори, граф Сен-Жермен. Все эти обманщики и педики держались вместе.
— Обманщики? Ты действительно так считаешь?
— Большинство, — сказал Блоксхэм, наслаждаясь незаслуженно взятой на себя ролью эксперта. — Думаю, лишь один-два человека представляли себе, чем они занимаются.
— А тебя никогда не искушало желание? — спросила Шарлотта, беря его под руку.
— Желание сделать что?
— Проверить, стоит эта магия хоть ломаного гроша или нет. Попытаться заклясть духа или совершить путешествие в Доминионы?
Он посмотрел на нее с неподдельным изумлением.
— Но это же против всех правил Общества, — сказал он.
— Да я тебя не о том спрашиваю, — ответила она почти грубо. — Я спросила: не овладевало ли тобой когда-нибудь искушение?
— Мой отец учил меня, что любое соприкосновение с Имаджикой угрожает душе огромной опасностью.