— Вот до чего меня довели, — сказал Тик Ро Паю, словно мистиф понимал, а возможно, и разделял владевшее им чувство унижения. — Если бы я уехал отсюда, все было бы иначе. Но, разумеется, я не могу этого сделать.
— Почему? — спросил Миляга.
Тик Ро недоуменно посмотрел на него, потом бросил взгляд на Пая и вновь вернулся к нему.
— Я думал, это не нуждается в пояснениях, — сказал он. — Сижу в засаде. И буду здесь до тех пор, пока не наступят лучшие дни.
— А когда они наступят? — осведомился Миляга.
— Когда рак на горе свистнет, — ответил Тик Ро, и в голосе его зазвучала определенная горечь. — Даже если это произойдет завтра, все равно это покажется для меня целой вечностью. Эта собачья жизнь не для такого великого заклинателя, как я. Вы только поглядите! — Он обвел глазами комнату. — И позвольте заметить, что это еще верх роскоши по сравнению с лачугами, которые я мог бы вам показать. Люди живут в своем собственном дерьме и роются в нем, в поисках чего бы пожрать. И все это под боком одного из богатейших городов Доминионов. Это гнусность. У меня-то по крайней мере хоть в животе ветер не гуляет. Да и уважают меня. Они знают, что я могу вызывать духов, и держатся от меня подальше. Даже Хаммеръок. Он ненавидит меня от всего сердца, но никогда не осмелится натравить на меня нуллианака, потому что, если ему не удастся меня убить, я сумею отомстить. И сделаю это с превеликой радостью. Жалкий надутый пидор.
— Тебе просто надо уйти отсюда, — сказал Миляга. — Уйти и поселиться в Паташоке.
— Прошу тебя, — сказал Тик Ро со смутной болью в голосе. — Неужели мы должны продолжать играть в эти игры? Разве я не доказал, что я свой? Я ведь спас вам жизнь.
— И мы благодарны тебе за это, — сказал Миляга.
— Не нужна мне ваша благодарность, — сказал Тик Ро.
— Что же тогда тебе нужно? Деньги?
В ответ на это Тик Ро встал с подушки. Лицо его покраснело, но не от смущения, а от ярости.
— Я этого не заслужил, — сказал он.
— Чего этого? — сказал Миляга.
— Я жил все это время в дерьме, — сказал Тик Ро, — но черт меня побери, если я стану его есть! Ну хорошо, я, конечно, не самый великий Маэстро. Хотелось бы мне им быть! Хотелось бы мне, чтобы Утер Маски до сих пор был жив и прождал бы все эти годы вместо меня. Но его уже нет на свете, а я — единственный, кто остался. Если я вам не нравлюсь, можете убираться.
Это словоизвержение совершенно обескуражило Милягу. Он бросил взгляд на Пая в ожидании какого-нибудь совета, но мистиф опустил голову.
— Может, мы лучше пойдем? — сказал Миляга.
— Да! — завопил Тик Ро. — Идите на хер отсюда! Может быть, вы отыщете могилу Маски и воскресите его. Он там, на холме. Я похоронил его вот этими руками! — Голос его уже срывался на визг. В нем слышалась не только ярость, но и скорбь. — Можете выкопать его!
Миляга стал подниматься на ноги, чувствуя, что любая попытка что-то сказать только подтолкнет Тика Ро к новому взрыву или к обмороку. Ни то, ни другое зрелище не вызывало у Миляги особого желания стать его свидетелем. Но мистиф подался вперед и схватил Милягу за руку.
— Подожди, — сказал Пай.
— По-моему, он хочет, чтобы мы ушли, — сказал Миляга.
— Позволь мне поговорить с Тиком пару секунд.
Заклинатель в бешенстве уставился на мистифа.
— У меня неподходящее настроение для соблазнения, — предупредил он.
Пай покачал головой.
— У меня тоже, — сказал он, взглянув на Милягу.
— Ты хочешь, чтобы я вышел? — произнес тот.
— Ненадолго.
Миляга пожал плечами, хотя в глубине души он был гораздо более обеспокоен мыслью о том, что Пай и Тик Ро остаются наедине, чем это явствовало из его поведения. Что-то необычное было в том, как эти двое пристально изучали друг друга, и это навело его на мысль, что здесь скрывается какая-то подоплека. А если это так, то, без сомнения, она имеет сексуальную природу, как бы они это ни отрицали.
— Я буду снаружи, — сказал Миляга и предоставил им возможность выяснять отношения.
Не успел он закрыть дверь, как до него донеслись звуки их разговора. Из противоположной хижины раздавался адский шум: ребенок орал, а мать пыталась успокоить его, фальшиво голося колыбельную, — но все же ему удалось расслышать отдельные фрагменты разговора. Тик Ро по-прежнему рвал и метал.
— Это что, какое-то наказание? — спрашивал он, и через несколько секунд вновь гремел его голос: — Терпение? Сколько еще, по-твоему, я должен терпеть, ядрена вошь?
Звуки колыбельной лишили его возможности услышать продолжение, а когда они смолкли, разговор в хижине Тика Ро принял совершенно новый оборот.