Двоих мужчин отпустило напряжение после беседы, и они с удовольствием потянулись к горячему мясу.
Звонок в квартиру Тура раздался вечером следующего дня. Тоха делал задание по композиции, а Тур лежал на диване, и со стороны было похоже, что он бездумно переключает каналы, только вот телевизор был включен для фона. Мужчина наблюдал за Тохой, как тот, сидя на полу в больших наушниках и слушая какую-то сумасшедшую музыку, разложив огромные листы формата А1, выводит на них какие-то непонятные линии, изредка громко ругаясь и хватаясь за ластик. Он так был увлечён работой, что не слышал звонка в дверь и не заметил, как Спайк с глухим рычанием поднялся, а затем и с лаем понёсся к двери. Тур тоже встал с дивана и последовал за ротом, бросив последний взгляд на Тоху и убедившись, что тот увлечен творчеством. Отогнав Спайка от двери, Тур открыл её. Он уже знал, кого там увидит. Ещё с утра Димон сказал, что позвонил Григорьеву и тот должен приехать, так что его визит был предсказуем.
– Где он? – осмотрев Быкова с ног до головы, довольно сдержанно спросил высокий, худощавый, с лёгкой проседью, холёный мужчина с тонкими губами и блеклыми глазами, под которыми уродливо залегли тёмные мешки. Тоха был похож на него. Родство угадывалось без проблем. И как только Григорьев мог поверить в то, что Антон не его сын?
Быков молчал, обдумывая, что сказать «гостю»: соврать, что его нет, или не стоит. Решив не врать, Тур так же сдержанно проговорил:
– Он занят.
Поиграв желваками, Григорьев не двинулся с места.
– Я был у вашего друга и разговаривал с ним. Как понимаю, мне изначально следовало делать предложение вам?
– Какое предложение? – раздалось язвительно из-за спины Тура. Того словно приморозило на месте. Он стоял, не сходя с места, когда Тоха пытался прощемиться к двери.
– Здравствуй, сын, – с мерзкой лёгкой улыбкой проговорил Григорьев, смотря недобро на Тура. – Не ожидал, что ты здесь.
– Тур, отойди! – прошипел Тоха, проталкиваясь к двери. – Какого черта ты приехал? – обратился Тоха уже к Григорьеву. – Я тебя не звал.
– Может, мы пройдём в квартиру и поговорим? – спросил Григорьев, всё ещё смотря на Тура.
– Подержи Спайка, – не поворачиваясь, попросил Тур Тоху, открывая дверь и приглашая Григорьева на кухню.
Тоха нехотя подчинился.
Когда Григорьев прошёл на кухню, Тоха заговорил первым:
– Так какого ты лешего приехал? И что за предложение ты делал и кому? – язвительности Тохи не было предела. Он медленно закипал. Его бесило присутствие Григорьева здесь.
Григорьев не спешил отвечать на вопрос, он прошёлся по кухне и уселся за стол закидывая ногу на ногу.
Тур так же молчал не спеша встревать в диалог между родителем и сыном.
– Ну? – поторопил Тоха Григорьева, изнывая от нетерпения.
– Я приехал, чтобы забрать тебя домой и…– через минуту ответил Григорьев. – Чтобы выкупить твой договор.
– Ах, забрать и выкупить! – вспылил Тоха. – Из детского сада не забирал, а тут приехал! Я тебе что, кусок мяса, что ты мной торгуешь? Сначала составил договор, теперь выкупить решил?!
– Антон, я тебе уже говорил: я виноват и хочу исправить свои ошибки, – с нажимом ответил Григорьев.
– И во сколько ты меня оценил? Сколько я стою? – задавая этот вопрос, Тоха повернулся и к Туру, который стоял у мойки всё это время и молчал.
Мужчины оба замолчали. В итоге Григорьев нарушил молчание и залез в карман своего пиджака, доставая оттуда что-то и кладя это на стол.
– Вот во сколько тебя оценили, Антон. – Устало проговорил Григорьев.
– Что это? – Тоха подскочил к столу и увидел флешку.
В комнате опять воцарилась тишина. Григорьев сверлил взглядом Тура, но тому было всё равно, он ждал реакции Тохи, который не заставила себя ждать:
– Это то, что я думаю?
Тур кивнул.
– Ахахахаххаах! – засмеялся вдруг Тоха, сжимая флешку. – Нашлось! Оно будет поинтереснее видео про ротвейлеров! Скажи, папочка?
– При разговоре с вашим другом я сказал, что мне плевать на это видео, – обратился Григорьев к Туру. – Антону я говорил, что болен и мне остался от силы год – полтора, так что я успею сделать всё от меня зависящее, чтобы уничтожить вас вместе с договором…
– Стоп, стоп! – закричал Тоха, прерывая Григорьева. – Так ты решил выпросить у меня своё прощение, папочка? Да? Ты сам меня сбагрил ему, сам! Собственными руками! И теперь хочешь отмотать назад? Нет, так не пойдёт! И если ты не понял до сих пор, это видео моё! Я отдал его им! И если ты сделаешь хоть что-то, я лично отнесу это занимательное видео в ментовку и дам показания в суде! И если ты всё ещё хочешь моего прощения – уйди из мой жизни, как сделал это пару месяцев назад. – Последние слова Тоха проговорил тише чем остальные, но так же твёрдо, кладя на стол флешку.
Григорьев слегка опустил голову и, потянувшись, взял флешку и спрятал в карман.
– Хорошо, Антош.
Встав, он, чуть пошатнувшись, посмотрел на Тура, но не так, как раньше, совсем по–другому. Он вообще сейчас мало напоминал того изворотливого Григорьева, которого знали Тур и Тоха. В глазах этого немолодого мужчины читались вина и сожаление, что он ничего уже не исправит. Он потерял свою семью, оставшись один на один с болезнью и одиночеством, зная, что никакие деньги в мире не заменят тех людей, которыми он не дорожил когда-то.
– Ты проводишь меня? – повернувшись, попросил Григорьев Антона, и тот, немного подумав, кивнул.
Уже выйдя в подъезд, Григорьев рвано втянул воздух и обернулся к сыну.
– Ты с ним живёшь?
– Да, папа, я с ним живу, – спокойно ответил Антон и посмотрел прямо в глаза отцу, ожидая с его стороны агрессии, которой не было. Он добавил: – Благодаря тебе на мне прервётся род Григорьевых…
Григорьев опять втянул рвано воздух, словно ему было больно, и на миг прикрыл глаза, чтобы потом открыть их и с тёплой улыбкой произнести:
– Лизочка гордилась бы тобой. Ты очень похож на неё. И… ты звони, Тош, я всегда буду рад тебя услышать и просто узнать, как у тебя дела… – рука Григорьева дёрнулась вверх, будто он хотел погладить сына по голове, но в последний момент передумал. Развернувшись, Григорьев, чуть ссутулившись, пошёл вниз. Подальше от сына, которого предал и бросил, и который нашёл новую семью и человека, который способен бороться за него до конца.
– Пап! – окликнул Григорьева Тоха, когда тот спустился на пролёт вниз. – Я позвоню…
Григорьев обернулся к сыну и улыбнулся, а Тоха, заметив блеск в его глазах, отвернулся и побыстрее скрылся в квартире, чтобы не показать, что у него у самого глаза заблестели намного ярче.
Тур всё так же стоял на кухне, когда вернулся Тоха, будто и не шевелился всё это время. Он ждал прихода Тохи и ждал, что он скажет, и он не заставил себя ждать, подойдя вплотную к Быкову и прошипев:
– Григорьев просил передать вам, господин Быков, что если вы в следующий раз утаите от меня важную информацию, или же вдруг решите лжесвидетельствовать, то он подаст на вас в суд, выиграет, и вас прилюдно казнят на площади по статье двести тридцать семь, пункт два!
Тоха сделал страшное лицо и, глядя на хмурого и собранного Быкова, захохотал.
– Видел бы ты своё лицо! У Спайка спросонья и то лучше! – сквозь смех выдавил из себя Тоха. – Кстати, поставь чайник, а то что-то кофейка захотелось!
Тоха уже собирался уйти, но Тур резко схватил его за руку и притянул к себе, обнимая и утыкаясь ему в волосы.
– Если случится подобное, то ты будешь последним, кто узнает правду, – хрипло пробормотал Тур, вдыхая родной запах и сильнее сжимая его в медвежьих объятьях, пока Тоха не стал шипеть что-то язвительное и пинаться.
Через неделю приехал курьер, вручив Тохе объёмистую огромную посылку, в которой находились все картины его матери, а Димон с Туром получили контракт с застройщиками элитного посёлка. Тоха после этого впервые позвонил своему отцу поблагодарить за картины и просто спросить, как у него дела, ведь каждый человек достоин уважения, если он хотя бы немного смог поменяться к лучшему.