Валентин Шульчев
Дождь
Тишина, расстрелянная громом,
Молния сквозь тучи — наугад.
Небо ливнем гулким и весомым
рухнуло на пашни и луга,
На краю весны, в зеленом мае,
дождь упал на рощи и сады,
молодые травы приминая
тяжестью стремительной воды.
И казалось, он, широкий, мглистый,
ни границ не знает, ни застав,
Он ревел, бригаду трактористов
вдалеке от табора застав.
Молнией разя и угрожая,
он прошел, неукротим и прям.
Он гремел во славу урожая
и ручьями прыгал по полям.
И потом, дотла растратив ярость,
напоив тугую землю всласть,
вдруг иссяк.
И тучи рваный парус
медленно уходит накренясь.
И уже дождя литые зерна
тают в обсыхающей траве.
Солнечный, проветренный, просторный,
блещет мир зеленым, синим, черным —
радостней, чем прежде, и новей.
И тогда в распахнутую озимь
сходит вечер, теплый и простой.
И, почти не опираясь оземь,
расцветает над моим колхозом
радуга в оправе золотой.
1938 г.
Утро
Распахнуты настежь просторы,
и камни теплы, как ладонь.
Заря раздавала озерам
веселый весенний огонь.
И простоволосые травы
вставали у рек на часы
в серебряной тонкой оправе
из самой прозрачной росы.
Еще не шелохнутся клены,
омытые вешней грозой,
под небом, до дна застекленным
высокой сквозной бирюзой.
Но мир, по-весеннему новый,
прохладой утра налитой,
от легких туманов лиловый,
от первых лучей золотой,
такими немыми утрами
звенеть и смеяться готов,
одетый в широкое пламя
веселых и чистых цветов.
О первых плодов позолота!
О темный загар на руке!
И песню веселую кто-то
в луга обронил вдалеке.
У реки
Там, где хата обгоняет хату,
убегая взапуски к реке,
по крутому выцветшему скату
светлый ветер ходит налегке.
Расписные яркие березы
там стоят, крыла свои воздев.
И река, прозрачная, как слезь,
что-то повторяет нараспев.
И стада, раскрашенные пестро,
по реке проходят прямиком.
Свечереет. И потянет остро
кочевым пастушьим огоньком,
теплой ночью с месяцем двурогим,
липами и сыростью лесной,
влажным сеном, детством босоногим,
травами, цветами и весной,
песнею, водящей хороводы…
И тогда, багряный, как плакат,
падает в развернутые воды
деревенский медленный закат.
И темнеют яркие березы,
в тишину крыла свои воздев…
Только речка, светлая, как слезы,
что-то повторяет нараспев.
Погоня
В рассветные сумерки синие
в разлете и гике погони,
одетые пеной, как инеем,
вломились безумные кони.
В предместья, кривые и сонные,
подковами рухнув на камень,
ворвались они, озаренные
косыми — наотмашь — клинками.
И, ветра свистящего полные,
их гривы плясали, как пламя,
и длинные сизые молнии
кипели, клубясь под ногами.
И вровень с пустыми балконами
летел мостовою покатой
над громом, над храпом, над конными
штандарта огонь языкатый.
И, за город мча переулками,
катясь над водою днепровской,
вставало и падало гулкое:
«Котовский!..
Котовский!..
Котовский!..»
Догнали!..
Догнали!..
Над пашнями
в кипение схватки рябое,
пылая, ударили страшные
лиловые молнии боя.
И битвы гремящее полымя
катилось седыми полями.
Весна… И вставало над селами
советское жаркое знамя.