Он любил её всегда, и она прекрасно знала об этом. Любил валяться с нею вот так бесцельно в траве – лучше в тени, но можно и на солнышке. Любил говорить с ней. Любил с ней молчать. С ней он чувствовал себя живым. Но если выпадало «не любит», баланс нарушался. «Ну-ка вставай! – командовала она. – Давай, давай, шевелись! Нечего здесь разлёживаться!»
Лент усмехнулся. Он часто мечтал об Анне, выдумывая и проговаривая в уме диалоги, но сегодня она «не слушалась». Он хотел валяться, а она требовала немедленно куда-то идти. Ну что ж, Лент сходит, почему не пройтись? Он открыл глаза и понял, что действительно расселся на траве напротив несказанно удивлённого художника, почему-то стоящего перед ним на четвереньках.
– Ты чего?
– Лаврентий Петрович, с вами всё хорошо? Вы так осели, я думал вам плохо, собирался за помощью бежать.
Ленту не было плохо, беспокоила только рука, а вернее горящая и зудящая невидимая глазу руна. Что за ерунда? Неужели его всё же вырубили заклинанием? Но кто? И почему молчат обереги?
Ладно, разберёмся. Не стоит пугать пацана.
– Разморило, извини, жарко у вас. Поехали в гостиницу, переоденусь. Потом перекусим и – к лесничему.
На слове «перекусим» с лица художника окончательно исчезло волнение. Похоже, парень проголодался не меньше Лента. Обе стрелки часов ковырялись сейчас где-то между пятью и шестью часами и, судя по тому, что память всё настойчивее подсказывала Ленту, что в гостинице должен быть ресторан, есть ему хотелось ужасно.
Ресторан оказался частью того самого круглого фойе, где встречали и провожали гостей. При первом посещении Лент его не заметил. Может, потому что стулья не были забраны в белые чехлы, как сейчас, и столы тогда не сервировали официанты, не играла приятная музыка, и окна не были распахнуты. Правда, окна он бы и сейчас прикрыл – жара ещё не спа́ла, и с прудика неприятно потягивало тиной.
Анжелики за стойкой не было. Вторая администратор чирикнула: «Третий этаж» и, густо покраснев, передала Ленту паспорт и ключ с номером «301». Лент поблагодарил и отправился наверх, предварительно оглянувшись на Вика. Тот приземлился за ближайшим столиком на двоих и потребовал меню. Ресторан должен был открыться только через четверть часа, но как ни странно, меню парню выдали. Вероятно, кто-то неглупый справедливо рассудил, что если посетитель пошарит по названиям блюд голодными глазами подольше, то на заказе это скажется положительно.
Итак, у Лента пятнадцать минут.
Взбежав по лестнице, он моментально вычислил нужную дверь и думал теперь исключительно о том, как бы поскорее стянуть с себя липкие вещи и запрыгнуть в душ. Дорожную сумку он перекинул вместе с пиджаком через плечо, покупки засунул под руку и приготовил ключ, с поворотом которого его ожидало полное счастье. О бунтующем желудке он старался пока не думать – тому придётся подождать. Но ведь недолго! Какую-то жалкую четверть часа.
Он так увлёкся своими мыслями, что даже не оглядел доставшийся ему двухкомнатный номер и не заметил выгладывающую из спальни многоярусную тележку на колесах, гружёную бытовой химией и постельным бельём.
Швырнув в сторону сумку, он столкнул нога об ногу туфли, сбросил рубашку и майку, и потянулся к ремню, оглядываясь по сторонам в поисках заветной двери, за которой должны прятаться удобства. И только тогда увидел тележку, из-за которой на него смотрели огромные карие испуганно-удивлённые глаза. Нет, не удивлённые – они были удивительные! Из прошлого. Тёмный янтарь с чёрными «мушками» вместо зрачков. Если этих «мушек» потревожить, то они распахнут крылья, и янтарь превратится в уголь.
Глаза темнели и затягивали Лента в намечавшиеся омуты, зрачки-«мушки» волновались не на шутку. Может, ему мерещится? Уж больно не вязалось это волшебство c полным отсутствием ворожбы и неброской внешностью самой волшебницы в бесформенном халате. Чёрт! Да ты своим стриптизом чуть в обморок девчонку не уложил, старый дурак!
Руки сами собой подхватили с полу рубашку и натянули её обратно на расписанный рунами торс. Может, подправить ей память, чтобы обошлось без урона для психики? Совсем ведь ребёнок.