– Я завтракал, не трудись, сводку тоже смотрел, ничего не нужно, я быстро…
С этими словами Лент проскользнул в столовую, где, ожидаемо, застал родителя в кресле у распахнутой двери в сад, с фарфоровой чашкой в руках. Помолодел старик. Держится. Хотя для тёмного любой возраст – не возраст.
– Доброе утро, я попрощаться. Ты ведь не будешь против, если я смотаюсь в Россию ненадолго. Савила попросила.
Лент решил зайти сразу с ферзя. Мало ли, какие у отца на него планы, а Савиле отказать он не посмеет. Или посмеет?
Лицо отца обычно не выдавало хода его мыслей, и на этот раз тоже ничего не подсказывало, тем удивительнее для Лента прозвучало последовавшее согласие.
– Поезжай. Я как раз хотел посоветовать тебе развеяться.
С чего бы?
– Признаться, мы все с удовольствием отдохнём от твоего зоркого контролирующего ока, сын.
Отец говорил о поисках ребёнка, не иначе. Лент и сам замечал, что с каждым днём становился всё более требовательным, будто боялся упустить какой-то важный момент.
– Да никуда она не денется, Лаврентий! – отец, в отличие от Лента, читал по лицу сына без проблем. – Я давно хотел перекинуться с тобой парой слов… хм, ты бы объяснил свои дальнейшие планы, что ли. Девочку разыщут, в этом у меня сомнений нет, а потом? Да-да, позаботиться, воспитать в духе, объяснить природу, всё так, а потом? Мне неловко поднимать этот вопрос, но ты что же, будешь, хм… ждать и… надеяться на взаимность?
В воздухе зазвенело, и образовавшаяся в комнате тишина застряла у Лента в ушах ватой. Вот, значит, как! А Любочка? Она тоже думает, что он разыскивает возрождённую чёрную для постельных утех? Он оглянулся на Любочку и по её пылающим щекам понял, что в своих предположениях особо не ошибся. Если и не открыто, то по клановым кулуарам о подобном раскладе шептались.
Он очень хотел разозлиться, но не мог. Потому что точно так же много лет назад перед ним стояла и краснела его молодая жена, когда он нашёл на столе в гостиной случайно оставленное ею направление на обследование. До войны ещё было. Тогда ему сделалось смешно, а ещё обидно. Обидно потому, что сила избирательна, и не позволит ведьмаку завести детей со светлой. Да, тогда он считал Анну светлой – ещё не знал, что аура чёрных так же прозрачна, как у любого безвредного экстрасенса. Но и то, что Анна оказалась чёрной, ничего не изменило – детей у них не было. В последние годы они перестали говорить об этом, но в молодости она пыталась лечиться от него тайком, доверив свои надежды отечественной медицине.
– Если даже собаке сердце пересадили, – сказала она тогда, краснея и теребя в руках пресловутое направление. – Неужели не смогут разобраться с бесплодием?
Этого слова она стеснялась особенно. Он знал об этом и объяснял так терпеливо, как только мог. Что причина не в ней. Что это всё – сила. Вернее, расстановка сил. Что сильных не может рождаться много. Их должно быть ровно столько, сколько нужно для поддержания клановых нужд. Она кивала, соглашалась, а сама, как оказалось, бегала тихонько по врачам. Ах, Анна…
Не стоило Любочке сейчас краснеть, а ему – сердиться. Давно нужно было поговорить.
– Любовь Артемьевна, вы же знаете, как я отношусь к фантазиям и безосновательным подозрениям. Всё проще и тривиальнее. Я старый человек… – на этих словах его помощница удивлённо вскинулась. Всё верно. На лице её босса не было на сегодняшний день ни единой морщинки. Как там говорил отец, когда узнал, что Лаврентию досталась молодость в нагрузку к перемене цвета силы? «Отвратительно молод»? Кажется, так. И не поспоришь, выглядел Лент прекрасно. Рослым он никогда не был, но пропорциональным – вполне, и находился сейчас в хорошей спортивной форме.
Русые волосы стянуты в хвост. Голубые глаза блестят сквозь густые чёрные ресницы. Мамины чётко очерченные скулы, отцовский нос с ноздрями в разлёт. Он и сам иногда интересовался у зеркала, кто перед ним стоит. Да, про возраст стоило выражаться осторожнее.
– Я хотел сказать, Любочка, что жизнь не подарила нам с Анной детей…
Он увидел, как просветлел её взгляд – это сколько же она себе успела напридумать?! Пора сворачивать эти сопли!
– В общем так! Эта девочка – частичка моей жены. Будем считать, что её наследница или дочка. А дочка Анны – моя дочка! И если для разъяснения этого вопроса мне потребуется промыть тонну-другу синих мозгов – присылайте, я готов!
Последние слова были обращены уже к родителю. Надо сказать, что выражение лица последнего тоже претерпело изменения. Облегчения в нём не угадывалось, а вот удивления – сколько угодно!