— Про… грм-м, — прочистил горло монах. — Корнелиус, проклятый колдун и еретик, ты обвиняешься в…
— Во-первых, обойдемся без оскорблений. — У мага оказался приятный баритон. — Вам бы понравилось, если бы я заявился к вам в дом и обозвал вас, скажем, гнусной канцелярской крысой?
— Но… — опешил отец Ансельм.
— А во-вторых, пройдем в дом и там спокойно побеседуем.
— Вести задушевные беседы с вероотступником и колдуном? — взорвался монах. — У которого по саду гуляют, — прости Господи! — голые ведьмы, и светит солнце?
— Разве солнечный свет тоже уже под запретом?
— Н-нет, — растерялся святой отец, но быстро взял себя в руки. — Но не ночью же!
— Ну, если вам больше нравится ночь, сырость и холод, я могу устроить их специально для вас, — пожал плечами маг.
— Нет, нет, — поежился отец Ансельм от воспоминаний о холоде и дожде. — Меня вполне устраивает солнце и тепло.
— Прекрасно! Что же касательно девушек, то они вовсе не ведьмы, а, скорее, грациозные символы красоты природы, всего сущего и отрицания лжи. — Корнелиус развел пальцы на правой руке, будто показывал распускающийся цветок. — И часть моего великолепного сада. Он великолепен, не правда ли?
— Сатанинское наваждение! — прорычал отец Ансельм. — Блуд!
— Не более сатанинское, чем ваша святая инквизиция. Между прочим, Адам и Ева в райском саду тоже не имели одежд. Помните, в святом писании: «И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились».
— Разврат! — отец Ансельм уже не мог остановиться.
— Вам, конечно, виднее, — хмыкнул маг. — Но с моей точки зрения, лучше уж милые девушки, чем злобное, лысое, клацающее зубами чучело в сутане. Между прочим, твой стражник, кажется, со мной согласен.
Стражник и вправду вытянул шею в попытке разглядеть бесстыжих прелестниц меж деревьев, но девушки, к его глубокому сожалению, не появлялись. Отец Ансельм нахмурился и ткнул стражника локтем в бок.
— А? — опомнился тот, едва не выронив копье.
— Стой здесь! — приказал монах и, подобрав сутану, взошел по лестнице. — Пошли поговорим.
— Давно бы так, — кивнул Корнелиус и вошел в двери. Отец Ансельм перекрестился, вздохнул и последовал за хозяином в дом.
— Послушай, почему ты их не оденешь?
— Кого?
— Да женщин своих, кого же еще?!
— Они не хотят, не привыкли.
— Как так?
— Очень просто. Одна была кошкой — не хотела ловить мышей и вечно таскала сметану; другая — вредной собакой, что вечно путаются под ногами и норовят тяпнуть за щиколотку. Вот я их и обратил в людей — какая-никакая, а польза от них есть.
— Услаждаешь взор и плоть? — скривил лицо в ехидной улыбке монах.
— Кто о чем, а вшивый о бане, — покачал головой Корнелиус. — Они ухаживают за садом, готовят еду, читают мне и поют.
— Хе-хе, и сотворил он человека… Не слишком ли ты высоко взлетел, маг? Падать будет оч-чень больно.
— С чего мне падать? Разве кто-то вроде тебя поможет, а?
— Но ведь ты не будешь отрицать, что твое колдовство не от бога?
— Ты хочешь сказать, оно от дьявола? Но разве дьявол создавал прекрасные сады или людей?
— Грм-м, — откашлялся в кулак отец Ансельм. Маг оказался не так прост.
Корнелиус прошел к удобному креслу, установленному у окна, и опустился в него. Присесть монаху он не предложил. Но тот и не собирался засиживаться в этом прибежище сатаны. Хотя, подумалось отцу Ансельму, вовсе не плохо, что маг пригласил его в дом. Теперь он видел собственными глазами все, что требовалось: и сад с домом, и непотребных женщин, и неистово сияющее над головой солнце, и даже стол посреди комнаты, уставленный алхимической утварью, в которой пузырились неведомые колдовские снадобья.
— Значит, ты хочешь сказать, что являешься белым магом? — отец Ансельм осторожно приблизился к столу и заглянул в одну из колб, наморщил нос, зажал его и отстранился.
— Белое, черное… Видишь ли, я постигаю мир уже более ста лет, и он гораздо шире и многообразнее, чем представляется тебе. К тому же между черным и белым есть бесконечное множество оттенков и…
— Ты не ответил, — монах взял другую склянку, поболтал ее и поглядел на просвет. Поставил на место.
— Уверяю тебя: дьявол тут совершенно ни при чем. Это наука, если ты понимаешь, о чем я говорю. Строгая наука, раскрывающая пытливому уму невероятные тайны природы.