Мы подъехали к воротам. Навстречу вышло несколько небрежно одетых американских солдат. Сюда же, по-видимому увидев немецкий автомобиль (мы ехали в машине «оппель-адмирал»), бросились военнопленные. За проволокой показалась несущаяся к воротам автомашина. Из нее выскочил американский лейтенант. Посмотрев наши документы, лейтенант позвонил по телефону и долго и настойчиво кого-то убеждал. Из всех его слов мы поняли только много раз повторяющееся слово «рашен». Вскоре в проходную в сопровождении американского солдата зашел одетый в немецкую военную форму заключенный и обратился к лейтенанту, что-то отрапортовал ему на английском языке, а затем повернулся к нам и по-русски доложил:
— Военнопленный оберштурмфюрер Дуфлинг — переводчик.
— Дуфлинг? — удивился я.
— Не удивляйтесь… Не тот Дуфлинг, который был начальником штаба обороны Берлина. Тот — фон Дуфлинг, а я просто Дуфлинг… В Пруссии Дуфлингов столько же, сколько в России Марковых и Орловых.
— А вы бывали в России?
— Во время войны не был… До войны несколько раз… Я имел отношение к ведомству Внешторга…
Мы попросили Дуфлинга передать лейтенанту, что желаем ознакомиться с жизнью лагеря. Дуфлинг перевел нашу просьбу. Лейтенант долго думал, снова куда-то позвонил и после телефонного разговора сообщил:
— Я этого сделать не могу…
— Но у нас документ, подписанный генерал-адъютантом Маршаллом и полковником Фишером, в нем предписывается всем оказывать нам содействие…
— Допуск в лагерь вы можете получить только во Франкфурте-на-Майне… Я рад видеть русских офицеров, но я имею приказ никого не допускать в лагерь без разрешения. Это категорическое указание…
Поняв, что в лагерь нас не пустят, Будахин попросил дать ему хотя бы коротенькое интервью. Лейтенант согласился. Вообще за время пребывания в американской и английской зонах оккупации Германии и общения с офицерами союзников я убедился, что они охотно дают интервью, фотографируются и весьма падки на всякие сенсации. Отвечая на вопросы Будахина, лейтенант рассказал, что в лагере содержится 11794 заключенных, все они из различных соединений войск СС. 647 заключенных уже преданы суду, в отношении остальных пока ведется разбирательство.
Я спросил лейтенанта:
— За год после окончания войны из 11794 эсэсовцев предано суду 647. Сколько же лет потребуется, чтобы осудить остальных?
— На этот вопрос я ответить не могу, это в не моей компетенции. Наше дело — охрана.
— А каков режим для заключенных, в частности, где они работают, все ли работают, каков рацион питания, получают ли передачи от родных?
— Работают только некоторые — негде применить их труд. Мы обращались к бургомистру Дармштадта, но он не может обеспечить доставку заключенных в город, а также транспортировку пищи — ведь мы их кормим три раза в день…
— Вы не могли бы сказать, сколько калорий получают в сутки заключенные?
Лейтенант позвонил по телефону, записал сообщенные ему данные на бумажке и подал ее нам. Мы прочли: «1600 и 2500».
— 1600 калорий получают все заключенные, а работающие в день работы — 2500, — пояснил лейтенант[28].
— Продуктовые передачи разрешаются?
— Да, ограничений нет.
— Сколько же заключенных работает каждый день?
— Не более 150–200…
— Чем заняты остальные?
— Мы не даем им скучать. В лагере работают несколько театров, спортплощадки, читаются лекции. К нам приезжают ученые, артисты…
Было заметно, как, слушая лейтенанта, все больше и больше мрачнел В. Н. Будахин, темнели его глаза, гневно морщился лоб. Да и я чувствовал себя не в своей тарелке. До сознания доходил увлеченный голос лейтенанта и размеренный, бесстрастный голос переводчика: названия сыгранных спектаклей, прочитанных лекций, имена ученых, читавших лекции, — а в глазах, как живой, стоял допрашиваемый следователями Август Гена — второй начальник лагеря Заксенхаузен. Опустив голову, он глухо бубнил:
— После оккупации Австрии и Чехословакии в лагере содержались чехи и австрийцы, а после нападения на Польшу — поляки, преимущественно интеллигенция и ксендзы. В 1940 году начали поступать бельгийцы, норвежцы, голландцы, французы. С 1941 года — советские солдаты и офицеры. В лагере все было для уничтожения людей: стационарная и передвижная виселицы, «тир» для расстрелов, газовая камера, передвижной и стационарный крематории…
28
В это время в городах американской зоны оккупации работающие немцы получали в день 850—1000 калорий, неработающие — 700–800.