— Вы говорите, стреляли трое, в том числе и мой подзащитный, но вы же не видели, убил ли кого-либо именно он, достигли ли его пули цели. Он мог и не попадать. — Тут же адвокат обратился к суду с просьбой задать вопрос подсудимому и, когда судья разрешил, спросил: — Подсудимый, вы можете подтвердить, что ваши выстрелы достигли цели?
Меня удивило, что судьи не отвели всех этих вопросов адвоката. Морисс Лякмаус на заключительный вопрос защитника раздраженно бросил:
— Вас бы, господин адвокат, туда, на наше место… Да и сейчас бы не поздно…
Тревожные слухи
К пяти часам вечера вся работа в суде завершалась. Будахин и я, используя перерывы, успевали к этому времени прочитать стенограмму допроса, просмотреть документы, побеседовать с судьями и обвинителями, избегая бесед с адвокатами, которые явно искали встреч с нами.
В суде нам здорово помогал «Павлов» — он почти синхронно переводил показания свидетелей, вопросы обвинения и суда. В стенограммах мы только уточняли особо важные события и факты. Оставшееся свободное время отдавалось Мюнхену.
«Павлов» заметно обижался и ходил нахохлившийся, надутый, за то, что не брали его с собой в Мюнхен и в другие города в воскресные дни. Нас больше устраивала Рита, подружившаяся с нами, хорошо знавшая город. Она стала нашим гидом и постоянным спутником.
Конечно, Рита потащила нас к «коричневой пивной». Немцы все еще не понимали, какую зловещую роль сыграло в их жизни это заведение, и хвастались ею, как реликвией. Пивной собственно уже не было — в ней американские солдаты оборудовали спортивный зал.
Рита побывала с нами почти во всех музеях и картинных галереях. Там, где она сама не справлялась с обязанностями гида, приглашала музейных работников. С ее помощью мы узнали многое о духовной жизни немецкого народа в его далеком прошлом и настоящем. Однако нам очень хотелось ближе познакомиться с жизнью и бытом мюнхенцев. Многое не требовало особых встреч или знакомств. Возвращаясь в Дахау с завтрака или обеда, мы видели, как вытягивались очереди возле булочных и продуктовых магазинов и как шли домой хозяйки с пустыми корзинами. Возвращаясь с ужина, видели, как заполняются гуляющей публикой бульвары. Немецкие парни и мужчины толпились у ресторанов и кафе, в скверах и парках, но с ними не было ни девушек, ни женщин — они прогуливались либо сидели в ресторанах с американскими офицерами и солдатами.
Но это все то, что лежало на поверхности жизни Мюнхена. Нам же хотелось точнее уловить настроение послевоенных немцев. Когда мы бывали одни, без Риты, жители сторонились нас. При ней же они становились словоохотливыми, более откровенными. Нас интересовало, как население относится к поражению Германии, как люди думают жить дальше. Эти вопросы ставились разным категориям жителей: молодым, среднего возраста, пожилым, мужчинам и женщинам… Многие мужчины откровенно жалели о таком исходе войны и надеялись, что новое поколение восстановит былую «славу» немецкой армии. «Только мы не будем больше дураками, не позволим ничтожествам, подобным Гитлеру, Гиммлеру, Герингу, околпачить нас, да и союзников будем подбирать покрепче, не такого фанфарона, как Муссолини», — говорили они. Другие утверждали: «Не Гитлер виноват, его винят те, кто вчера лизал ему задницу. Он кормил нас и дал работу. Генералы — сволочи». Женщины в один голос заявляли: «Война осточертела, мы хотим иметь мужей и рожать детей не для могил в диких русских степях». Когда же начинался разговор о будущем немцев и Германии, о том, какой бы они хотели видеть свою страну, собеседники отмалчивались или отделывались словами: «Поживем-увидим». Однако с середины апреля 1946 года немцы «осмелели» и стали заявлять, что их будущее отныне в руках США и Англии. К этому времени все немецкие газеты американской и английской зон оккупации опубликовали фултонскую поджигательскую речь Черчилля. Среднего немца она перепугала, он не хотел умирать еще раз. Где бы мы ни останавливались, нас обступали мужчины и женщины и с нетерпением спрашивали, как мы относимся к «фултонскому взрыву», не означает ли это новую войну.
Один из доброжелательных немецких служащих сказал:
— Не лучше ли вам уехать, слишком далеко вы оторвались от своей армии… Не думайте, что Джоны будут лучше наших.
В Мюнхене мы разыскали полковника, советского уполномоченного по репатриации наших граждан, и вместе с ним и его работниками побывали во многих лагерях, где содержались советские люди под видом перемещенных лиц. По рассказам полковника, американские и английские военные администрации задерживали в лагерях, не пуская на Родину, около двухсот пятидесяти тысяч советских людей, насильно угнанных нацистами из различных районов Советского Союза. Особенно много было латышей, эстонцев и литовцев.