— Так тогда пост мой к скромности располагал. А теперь дачу эту я выкупил. Сейчас, брат, начальство наше частную собственность приветствует. Пенсионер я. Вот и строю потихоньку для внуков.
Они вошли в беседку. А там уже и стол накрыт был.
Богатый по нынешним временам. С закуской и выпивкой заграничной.
Правда, не было, как раньше, официантки.
— Садись, Боря, садись. Что пить-то будешь?
— Я, Михаил Кириллович, консерватор. Водочку.
Мусатов налил ему водки, себе плеснул немного джину, разбавил «тоником», бросил лед.
— Уже не могу водку-то. Возраст. Ну давай.
Они чокнулись и выпили.
Мусатов бросил в рот орешек. Громов подцепил вилкой кусок лососины.
— Что ты, Боря, старика обижаешь?
— Вы о чем, Михаил Кириллович?
— А о том. Раньше я подумать не успею, а ты уже здесь. А теперь?
Строго спросил Мусатов. Резко.
— Так то раньше. В другой жизни, дорогой Михаил Кириллович.
Громов налил себе опять, осмотрел стол в поисках закуски приятной.
А что смотреть-то. Любую бери. Что хочешь. Сплошная «Красная книга» продуктовая.
— В другой, говоришь, — Мусатов усмехнулся, — в другой. Ты запомни, Громов. Нет у нас другой жизни, она для нас такая же, как и была.
— Ой ли, — засмеялся Громов и выпил.
— Ты, Борис, никак демократом стал?
— Господь с вами, Михаил Кириллович, — засмеялся Громов. — Я как был, так и остался верным ленинцем.
— Тогда слушай меня. Когда в восемьдесят третьем Андропов вас шерстить стал, кто тебя в Академию МВД пристроил?
— Вы.
— А кто тебе помог диссертацию слепить да защитить ее?
— Ну зачем вы это спрашиваете, Михаил Кириллович?
— А кто тебя в народный контроль перевел?
— Ну вы, вы!
— Ты голос-то попридержи. Закусывай лучше. Когда Горбачев народный контроль разогнал, кто тебя в прокуратуру Союза определил? Молчишь? Ответить тебе нечего.
— Да и я вам за это отслужил. Помните, как я изъял документы у Кафтанова?
— Это какие же?
— А вы, Михаил Кириллович, целку из себя не стройте. Не надо. Если бы те документы в ход пошли, вы бы на этой даче не сидели.
— Небось фотокопии снял? — зло спросил Мусатов.
— Зачем же так, — криво усмехнулся Громов, — я же не урка Желтухин, который на вас давил. Да помню я все. И благодарен. И за погоны эти, и за значок.
Он ткнул пальцем во флажок с надписью «Народный депутат СССР».
— Значит, помнишь? А про квартиру новую помнишь? А про дачу? А про то, что твой сынок на «тоёте» ездит, а жена на «Москвиче» новом?
Громов засопел зло.
— А что сынок твой из Штатов не вылезает и оклад имеет тысячу, помнишь?
— Да…
— Погоди, а то, что твоя Мила экспертом в «Антике» и платят ей валютой часть зарплаты? Это как, народный депутат?
— Михаил Кириллович, да что ж это за разборка-то? Чем провинился я перед вами?
— Слушай меня, — Мусатов снова плеснул себе джину. — Дружки твои бывшие под «Антик» копают.
— Так я уже запрос депутатский послал.
— А они на него положили, на твой запрос. Ты знаешь, что за деньги вложены в эту фирму?
— Неужели…
— Именно. Я не просто там консультант, я хранитель денег тех. Меня туда Старая площадь послала.
— Так Кафтанов…
— С ним вопрос решим. На повышение пойдет, в сторону. А Корнеев?
— С ним-то проще.
— Проще, да не очень. Вы его уже один раз в тюрьму засадили. Нет, здесь тоже нужно по-другому.
— Так что вам нужно, Михаил Кириллович?
— Мне, — Мусатов засмеялся, — мне ничего. У меня все есть. Все! Нам нужно.
— Кому это?
— А ты не понимаешь? Ишь, школьник, пионер нашелся. Ленинец. Ты думаешь, это вы, депутаты народные, здесь правите? Или демократические говоруны? Нет, Боря. Мы правим. Сначала мы шута Брежнева держали. Хлопали ему, звезды вешали, книги издавали. Потом Андропова, полупокойника, поставили, потом Черненко.
— Так сейчас Горбачев.
— А власть у твоего Горбачева есть? То-то. Нет ее и не будет. У нас власть. Ну посадили дурака Чурбанова, а рашидовское дело прикрыли. Всех в партии восстановили. А Алиев? А Гришин? Понял наконец. Мы по-прежнему решаем вопросы. А придет день, и съезд ваш разгоним, и президента сменим.
— Что я должен сделать?
— Какая-то сволочь застрелила президента «Антика» Мауэра.
— А вы не знаете кто?
— Вот честно говорю, не знаю, он нам очень полезным был. Безвредный совсем человек.
— Мои-то действия, как я понимаю, у Петровки это дело забрать, а потом? — Громов снова выпил.