И долгая секундная тишина, которую прерывает Локи:
— Ты меня звал, Старк?
— Ты не мой бог, но сейчас тоже сгодишься.
Голоса у обоих дрожат. Наташа, сидя за рулём, закрывает лицо ладонями. Тони вскакивает, почти вылетает с заднего сиденья, открывает водительскую дверь и отнимает руки от её лица — думает, что та пострадала. Но она цела, только губы ещё более бескровные, чем обычно, почти белые.
Тони на всякий случай выводит её из машины. Усаживает на сухую колючую пожухлую траву на обочине.
— Тормоза, — объясняет она, когда может говорить снова. — Тормоза отказали. Мы могли умереть?
— Не хочу думать, куда попадёшь, если умрёшь в загробном мире, — вставляет Локи.
Он тоже бледнее бледного.
— Не хочу думать, нахер на пустом шоссе в загробном мире нужны дорожные знаки на чёртовых столбах, — бурчит Тони. — Помогите оттащить эту рухлядь в сторону. Посмотрю, что можно сделать.
Морда «Форда» всмятку. Будь она человеческим лицом, нос вдавило бы в череп.
Наташа дёргано кивает и, забывшись, начинает — впервые с тех пор, как они тут встретились — заплетать косичку, чтобы волосы не мешались. Тони уже в зеркале заднего вида наблюдает, как Локи косится куда-то на её затылок — и, не меняясь в лице, стаскивает с шеи свой ужасный шарф. Красиво заматывает им Наташину шею.
— Это подарок, — говорит он. — Всё равно кое-кто сказал, что этот шарф мне не идёт.
Выражения лица Наташи Тони уже не видит: на открытое синюшное горло Локи лучше не смотреть, пока не свыкнешься с этой мыслью.
***
— А говорил, что сам собрал костюм в афганском плену. Врал?
— Не врал. Но тогда террористы приносили мне запчасти и инструменты, а ещё со мной был Инсен.
Наташа сидит рядом на асфальте, на полустёртой разделительной полосе. Тони иногда выглядывает из-под днища «Форда», и она подаёт ему бутылку с водой или нехитрый инструмент. От Локи во время таких «выходов в свет» видно только руку или ногу — смотря что он свесил с заднего сиденья, на котором лежит, совершенно бесполезный, но очень расстроенный.
— Понимаешь, Романофф, он намекает, что ты менее полезна, чем террористы, и лучше бы была инженером.
— А чего это только я?!
— От меня хотя бы хочется отделаться. Так что я его вдохновляю.
Наташа фыркает.
Тони не хочет выбираться из-под «Форда»: так можно представить, что она улыбается.
По дороге никто так и не проезжает, и не у кого попросить инструменты получше, попросить подбросить до ближайшего населённого пункта, где Наташа и Локи своими незаконными и общественно порицаемыми методами за пару часов наскребут на новую развалюху, которой хватит до Города Ангелов. Всё через задницу, думает Тони, вытирая пот со лба. Всё через задницу, и совсем как в Афганистане: пустынный бежево-серый пейзаж вокруг, разве что не песчаный, а травяной, противная сухая духота. И небо здесь уже не совсем серое, а точно как над пустыней — бледного выцветше-голубого оттенка, как с выгоревшей старой фотографии. Наташа подтверждает — в Сирии точно такое, они долго-долго торчали там с Сэмом и Стивом, пока не пришёл Чёрный Орден.
— Слушай, — доносится до Тони из-за мятого поднятого капота голос Локи, полный надежды и жажды сделать хоть что-то, — а может, кто-то из тех террористов покончил с собой, и их можно найти, и они принесут тебе запчасти, как тогда?
Тони даже задумывается.
— Во-первых, это было бы долго, — отвечает он, потирая нос и оставляя на нём чёрные следы, — а во-вторых, я их всех, кажется, убил.
— Какая жалость, — вздыхает Локи.
«Форд» всё ещё не воскресает, и Тони, выворачивая его железные внутренности и вытягивая мёртвые жилы проводов, слушает обрывки беседы Локи и Наташи. Они пытаются вскипятить воду на костре на обочине, чтобы залить ею растворимый кофе, завалявшийся в рюкзаке Наташи.
— Не выдумывай, — вполголоса просит Локи. — Не выдумывай, Романофф. Не приму назад. Это нормально, что у меня синяя шея. Я же йотун-полукровка. Голубой асгардский мулат.
— Доедем до города — куплю тебе конфет.
— Я всё равно скоро ухожу отсюда. Лучше купи себе красную помаду на эти деньги. Представь, что от меня.
— Какая-то почти мошенническая схема. Но ладно.
Даже Локи понимает, что из них троих по-настоящему торопится и переживает только Наташа.
Мимо так никто и не проезжает.
«Форд» не оживает — и не превращается после смерти в рабочие «Жигули», уничтожая теорию Тони о загробной автомобильной жизни в пыль.
— Давайте испортим дорожный знак, — предлагает Наташа после кофе. — Я так сделала в первый день. Меня раздражали запрещающие знаки. Тут же приехал полицейский, натурально без мозгов. Здесь же сплошная бюрократия и строгие законы, которые можно не соблюдать только главным. Я ещё спросила, а не на посту ли он застрелился от страха, он меня на двое суток закатал в участок.
— Я портил дорожные знаки за городом, — меланхолично отзывается Локи, перекатывая во рту леденец. Леденец стучит о зубы, и Тони, слыша это, ощущает внезапное раздражение внутри. — Толку не было. Они только в черте города работают.
Тони швыряет разводной ключ в траву, опирается на мятый капот двумя руками и длинно выдыхает. На него синхронно устремляются два взгляда.
— Почему по этому шоссе больше никто не едет?
— Потому что в Город Ангелов едем только мы, — предполагает Наташа.
— Неужели больше ни с кем не было ошибок? Или больше никто не хочет выбраться отсюда?!
Локи подбирает разводной ключ и протягивает его Тони. Взгляд случайно цепляется за чернеющие на коже отметины пальцев Таноса.
— Остальные, — спокойно объясняет Локи, — потеряли надежду. Многие вообще оказались здесь потому, что потеряли надежду. Я как-то выпивал с одним импрессионистом и его девушкой…
Дальше Тони не слушает. Гремит и лязгает погромче: с него пока хватает истории про Хемингуэя. Да и всех тех людей, что он видел вокруг. Локи и Наташа разговаривают на заднем сиденье, и она выходит оттуда только один раз, чтобы вскипятить ещё воды и взбодрить Тони не очень вкусным кофе. Потом оба сопят там, внутри, сидя — а Тони всё ковыряется и ковыряется, пытаясь из покалеченных запчастей собрать чудо.
Но чудес тут не бывает.
Он почти засыпает с этой мыслью, прямо сидя у капота на асфальте, и, уже не соображая, пытается подложить под голову громоздкий аккумулятор вместо подушки. Они потратили весь день, и потеряют ночь; они могут не успеть перехватить Пьетро, но тогда, может, получится уговорить Наташу опротестовать её нахождение здесь, а что делать ему, не к живым же — его похоронили, и он сделал всё, что хотел, вроде бы всё, можно просто спать…
Вдруг из сгустившейся темноты раздаётся автомобильный сигнал, и Тони старательно разлепляет глаза.
По дороге стелется свет чужих фар — почему-то голубых. Хлопает дверь, урчит бодрый живой движок.
— Я бы не делал этого, — говорит вышедший из машины бородатый мужчина в светлых брюках, рубашке и жилете.
— Чего — этого?..
— Не спал бы на проезжей части. На аккумуляторе. У вас всё в порядке?
— Да. Мы просто… Едем в Город Ангелов, — спросонья отвечает Тони и пытается лечь назад.
Незнакомец тяжело вздыхает. Подходит ближе. Наклоняется и трясёт его за плечо.
— Я возьму вас на буксир, — обещает он, и от этих слов Тони просыпается куда качественнее, чем от кофе. — Только сложите запчасти в багажник. Они ещё могут пригодиться.