– Мне кажется, мы напрасно теряем время. Толчём воду в супе!
Шлягер замолчал, пытливо всматриваясь в Бубенцова.
– В супе, – повторил с нажимом. – Толчём воду в супе.
Но и теперь каламбур его не произвёл никакого впечатления. Шлягер закончил с некоторым раздражением:
– Вы сейчас немного побледнели. Допрежь тоже с вами такое же было.
– Пожалуйста, не… – тут Бубенцов споткнулся мыслью, задумался. Не знал, как продолжить. Вылетело, рассеялось, развеялось как дым.
– Что? – Шлягер стал подниматься с кресла.
– Пожалуйста, не употребляй слова «допрежь», – продолжил фразу Бубенцов, понимая, что вовсе не это поначалу хотел сказать, а нечто гораздо более важное.
– Ах, вот отчего мы побледнели! – Шлягер, озабоченно вглядевшись в лицо Бубенцова, неожиданно сменил тему, произнёс тоном задушевным, мягким: – Вот что, уважаемый Ерофей Тимофеевич. Вам совершенно необходимо выпить. Лечебно. Поднять уровень гемоглобина. Да и мне, признаться, тоже. Ничто так не сближает людей, как совместно выпитый алкоголь.
Перезвяк посуды тотчас отозвался из-за двери, ведущей в комнату отдыха. Вслед за тем выкатилась оттуда двухэтажная никелированная тележка, очень похожая на медицинскую. Внизу уставлена она была баночками, биксами, лотками с марлей, бинтами. Зато на верхнем столике тележки поблескивали мензурки с прозрачным спиртом.
На этот раз постановочная сцена весьма понравилась Ерошке. Артистка Изотова, исполнявшая роль медсестры, ласково поглядывала на собеседников, добросердечно улыбалась.
– Пожалуй, да, – кивнул Бубенцов, немного смягчаясь сердцем. – Можно и надо выпить. Выпить именно «лечебно».
И вот тут-то всё змеиное очарование Адольфа Шлягера развеялось в один миг. Тело на самом деле плохо его слушалось. С большим трудом поднялся, двинулся, перебирая ладонями, хватаясь за край стола. Вихляющееся тело его вдруг обрело хребет, окостенело. Лицо Шлягера страдальчески морщилось. Бубенцов решил подыграть, снял с вешалки чёрную с серебром эбонитовую трость, подал Шлягеру.
– Благодарю вас, – произнёс Шлягер, хватаясь за литую ручку. Постоял некоторое время, чуть согнувшись, опираясь всем корпусом на трость.
– Хорошая игра, – искренне похвалил Бубенцов. – Боль как-то очеловечивает даже негодяя. Браво!
Шлягер поглядел на него кисло.
– Радикулит, – сказал он. – Тело досталось мне незавидное. Это печальная реальность. И никакой игры.
С трудом поднял свою мензурку и стал пить. Медленно, основательно, с передыхом, как пьют лечебные капли, разведённые в воде.
– Жаль. Твоё здоровье! – сказал Бубенцов и молодецки махнул с ходу.
Изотова, плавно покачивая бёдрами, покатила тележку… «Если взять это крупным планом, – кося глазом, рассуждал Бубенцов. – Да, положим, снизу. О, это они молодцы! Толика мистики и эротики украшает всякое шоу!..»
Под воздействием выпитого спирта мысль заработала смелее и яснее. Всё-таки шоу. Несомненно! Прав догадливый Бермудес. Бубенцов чувствовал, что поведение Шлягера тоже рассчитано на постороннего зрителя. Приметив в дальнем углу мерцание красного огонька противопожарного датчика, Бубенцов ещё более успокоился и развеселился. Логичнее всего замаскировать объектив телекамеры именно под такой датчик. Которых натыкано великое множество по всему театру. Снимай с разных планов да только успевай потом монтировать сцены!
– Что вы скажете по поводу вчерашнего? – неожиданно в лоб спросил Шлягер.
Но для Бубенцова, который внутренне подготовился ко всякой хитрой каверзе, здесь не было ничего неожиданного.
– Повлияет ли богатство на душу человека? – Бубенцов заговорил громко, отчётливо. – Поживём – увидим…
– Если, дорогой друг! Вы забыли волшебное слово «если»! – Шлягер поднял вверх узловатый указательный палец, повторил с нажимом: – Если поживём, то, может быть, и увидим. Только боюсь, не все из присутствующих здесь, отзовутся в час последней переклички.
– Зря стараешься сбить меня с панталыку! – оборвал Бубенцов. – Встречал я людей, подобных тебе. Которые иронией и юмором прикрывают отсутствие сущности.
– А с вами никто и не шутит, – возразил Шлягер. – Всё тут серьёзно, и нет никакой иронии. Разве можно шутить с такими суммами? Вы просто рехнулись!
– Шутят. Ты же шутил, – резонно заметил Бубенцов. – Покойного дядю-миллионера приплёл из Веймара. Кокса какого-то…
– Шутки были до той поры, пока деньги считались нарисованными. А когда выяснилось, что они настоящие, шутки кончились. Долг ваш стал неугасимым. И это вовсе не каламбур, а суровая реальность. Вот почему я здесь.