Мы, как завоеванные, должны оставаться привязанными к тем местам, где родились… В придачу — вредоносный декрет, согласно которому еврейские купцы и мелкие торговцы платят налогов вдвое больше, чем христианские! На какое-то время этот декрет был забыт, а теперь, когда Россия победила на всех фронтах, когда возможности для заработка стали больше и разнообразнее, именно сейчас вспомнили об этом старом законе, вытащили его из пыли и плесени, и весь сенат сидит и придумывает для него новые толкования. Крымские караимы, которые поддерживали татар в их кровавой борьбе против России, были признаны истинными наследниками веры Моисеевой, они были приравнены в своих правах к коренным жителям России.[91] Однако нас и нашего Бога определили в качестве нежелательных гостей. Как будто все мы, сотни тысяч евреев, живущих в Минской и Полоцкой губерниях и в Подолии, где существует такое множество старожильческих, укоренившихся общин, пробрались сюда тайком, а не были присоединены к России вмести с кусками территории, оторванными от Польши… Официально нас не пускают даже в недавно завоеванные области, во всю Новороссию, которая еще полупуста после войн и очень мало заселена. Несмотря на добрую волю ее величества императрицы, мы и сюда должны пробираться тайком, обходя закон времен Елизаветы, дрожать перед каждым мелким чиновником, давать взятки. В то же самое время в Новороссию потоком прибывают сомнительные сербы, болгары и валахи. А точнее будет сказать — целые оравы цыган и прочих бродяг, скрывающихся под звучными славянскими именами. Они приносят сюда смуту и делают небезопасными эти новые области России… Теперь возьмите наши общины на местах. Когда нас оторвали от Польши, мы имели хотя бы свою собственную общинную власть, свой суд, самоуправление. Теперь же и это у нас отбирают. Внутренние права отбирают, а внешних не дают. И чем дальше, тем хуже идут дела, тем запутаннее. Даже в этих дурных указах не чувствуется единой руки, а, напротив, чувствуется множество рук. Один указ перечеркивает другой, последующий отменяет предыдущий. Так, например, в Шклове, в моем родном городе, Петербург требует от генерала Зорича, чтобы он не позволял себе вести себя с евреями как помещик с крепостными. И в то же самое время Петербург отнимает самоуправление у евреев Минска и полностью подчиняет их местной русской власти…
Но зачем так далеко ходить? Возьмите нас самих, нас, главных поставщиков, провиантмейстеров, обеспечивающих русскую армию продовольствием, фуражом и всем необходимым. Когда мы приезжаем по делам в Москву, в Киев, в Смоленск, вообще в те места, где у нас нет под боком «защитника», как в Петербурге, мы оказываемся не в лучшем положении, чем все бесправные евреи Белоруссии и Подолии, когда они приезжают туда. Мы обязаны записаться в городской полиции. Обязаны проживать на специальных грязных и кишащих клопами постоялых дворах для евреев. Там с нами обращаются как с зачумленными в карантине и бесстыдно обирают. В семь раз больше обычной цены за каждую корочку, за каждое вареное яйцо, за каждый стакан чаю… Мясо и сало мы ведь и так не едим у… у чужих. Наш закон запрещает нам это…
Потемкин был слишком умен и опытен, чтобы не оценить справедливость и весомость аргументов Осея Исааковича. Он не счел нужным пускаться с ним в дальнейшие рассуждения по поводу еврейского вопроса. Ведь все равно нельзя обещать еврею, что он выхлопочет какие-то послабления. За кого ему тут прежде всего вступиться? За измученную русскую армию или за права евреев в Белоруссии? Из-за того что он постоянно заступался за «инородцев», его престиж в Петербурге и так уже упал… Объяснять это прямо сейчас ему не хотелось. Это еще больше расширило бы пропасть между армией и ее умелыми поставщиками. Поэтому он попытался избавиться от серьезной сути этого разговора и полушутя сказал:
— Ах, майн херц, Осей Исаакович, ты слишком много на себя берешь. Не только себя самого, своих детей и близких ты хочешь защитить, но и весь свой народ. Вот тебе мое слово: уже время, чтобы ты… Ах, я тебе однажды говорил. Ты бы отделался раз и навсегда от всех своих забот… Ты меня понял?
— Нет, ваше сиятельство! — сдержанно ответил реб Йегошуа Цейтлин. Он очень хорошо знал, что имелось в виду, но сделал вид, что не понимает.
91
Ошибка автора. В действительности указ об освобождении караимов от дискриминационных налогов, распространявшихся на евреев, и о разрешении приобретения ими земли был подписан Екатериной II только в 1795 г„через четыре года после смерти князя Потемкина.