Но зачем говорить притчами? Вот я приведу вам сейчас пример одного такого апостола польского народа, которого знаю очень близко. Вы ведь слышали о моей первой «должности» у старого князя Чарторыйского? Все в Белоруссии это знают. Если реб Нота Ноткин, мой сват, вам это рассказывал, вы, конечно, знаете, что его уважение ко мне проистекает от дерева — дерева, которому четыре злотых цена, в одном из его лесов под Лепелем. У него есть там лес, доставшийся ему в наследство от одного умершего бездетным дальнего родственника из Белоруссии. Так вот там старый Чарторыйский увидал, как я отмечаю мелом для спиливания крепкий клен. Внешне дерево было здоровым. Тогда спутник князя, его секретаришка, подлиза, принялся издеваться на Мордкой, то есть надо мною, говоря, что я, мол, такой колдун и даже вижу деревья насквозь… Я показал на маленькие желтые грибки с липкими грязными шляпками, которые росли кругом вокруг дерева. Объяснил, что это грибы, свидетельствующие об агонии дерева. Это паразиты, нападающие на больное растение, как черви на падаль… И я сразу же велел спилить этот клен под мою ответственность. В древесине, в самой середине ствола, была черная гниль. Если бы дерево оставили стоять, оно бы полностью сгнило и больше ни на что не годилось…
С тех самых пор, хвала Всевышнему, старый князь испытывает ко мне большое доверие. После свадьбы моей дочери он забрал меня к себе, в свои большие родовые поместья в Подолии. И я ему с Божьей помощью доказал, что заслуживаю его доверия. Дай Бог, чтобы и дальше было не хуже.
— Но только представьте себе, — так продолжил свой рассказ реб Мордехай, — что точно такая же история, и даже почище, происходит еще с одним евреем и опять же с князем Чарторыйским. Ладно, моей истории можно найти объяснение: помещику, мол, был нужен не я сам, а мои знания. Как говорится у евреев, он имел в виду не Агаду, а кнедлики.[138] Но что вы скажете по поводу его дружбы с евреем, который ничего не понимает в лесохозяйственных делах, а имениями может управлять не лучше, чем синагогальный староста может командовать полком солдат? Вот послушайте и сами скажите.
В Сатанове, одном из еврейских местечек в окрестностях Проскурова, вырастает молодой человек по имени Мендл. В Сатанове много Мендлов. Известно только, что этот Мендл — усидчивый, хороший ученик, постоянно занимающийся изучением Торы. Таких немало и в других ешивах… Однако случилось так, что этому усидчивому ешиботнику попалась под руку книга по математике и философии, кажется, Йосефа-Шломо Дельмедиго.[139] Прочитал ее Мендл и набросился, как голодный на еду, на всю науку еврейских ученых — и живших когда-то в Испании, и нынешних. Он читал вообще все книги по наукам, которые можно было достать в проскуровской библиотеке и у частных людей. Дни и ночи проводил он над ними, пока не испортил себе глаза… Его отец и тесть делали для него все возможное и отправили наследничка через Люблин в Берлин лечить больные глаза. Мендл из Сатанова попал в самую гущу тамошних сторонников еврейского просвещения. Случилось все это лет тринадцать тому назад, а Мендлу было тогда тридцать или тридцать один. Всего-то.
Он познакомился в Берлине с Мойше Мендельсоном,[140] с его кругом еврейских и немецких писателей и ученых. Он не слушался лечивших его врачей, которые настойчиво требовали не перетруждаться, не работать при свете ночника. Наш Мендл всерьез занялся изучением немецкого и французского языков. По ночам — по книгам, а днем он разговаривал на них в образованном обществе. Теперь для него открылся целый мир. Он получил возможность познакомиться со всеми науками не из вторых и третьих рук, то есть не при посредстве витиеватых и старомодных переводов на древнееврейский, как с книгой Маймонида «Путеводитель растерянных», например, а из первоисточников, так, как они были написаны. И Мендл Сатановер чувствовал себя в них как рыба в воде…
Нагруженный множеством новых знаний он вернулся домой. Вернулся не как какой-то пустой «берлинчик» с длинными волосами, который… Я таких, слава Богу, уже знаю. У моей дочери был когда-то такой учитель в Лепеле… Мендл из Сатанова был тих и скромен. Если его спросить, он и сейчас скажет, что ничего не знает и должен еще многому научиться.
По дороге домой он остановился на некоторое время в Бродах[141] и познакомился там с Нахманом Крохмалем,[142] профессором, «путеводителем блуждающих времени сего», и подружился с ним. Они стали, как говорится, не разлей вода. Только потом Мендл приехал к своей жене и тестю в Сатанов и нашел их обедневшими из-за войны и всех беспорядков, имевших место в Подолии, переходившей пять раз из рук в руки за время его отсутствия. Их коммерческие дела пошли прахом… Мендл Сатановер, как все неудачники, сделал попытку исправить положение, полагаясь на слова талмудических мудрецов, согласно которым «перемена места — перемена счастья»,[143] и переехал с женой и с детьми в Николаев Летичевского повята, местечко, входившее в состав владений князя Чарторыйского. Расторопная жена Мендла открыла здесь лавку, где торговала дешевой глиняной и фаянсовой посудой… Злые языки даже утверждали, что это была не столько «перемена счастья», сколь попытка скрыться от сатановских евреев, чтобы его, свежеиспеченного лавочника, не высмеяли бы, не дай Бог, в глаза: как же так, из всей его философии получились только глиняные горшки? Ха-ха-ха… Не стоило оно того!
138
Подразумевается человек, справляющий пасхальный седер не ради того, чтобы услышать пасхальное предание (Агаду), а только чтобы вкусно поесть.
139
Рабби Йосеф-Шломо Дельмедиго (1591–1655) — еврейский врач, философ, математик и астроном, живший на острове Крит.
140
В русских текстах традиционно — Моисей Мендельсон (1729–1786) — философ, основоположник и идеолог еврейского просветительского движения Таскала.
141
Город Броды (ныне в составе Львовской области Украины) находился в то время в составе Австрии, в непосредственной близости от границы с Российской империей.
142
Нахман Крохмаль (1785–1840) — теолог и писатель, фактически ставший зачинателем движения Таскала в Галиции.