Он расставался с жизнью как истинный христианин. Старый священник той церкви, которую выстроил Меншиков, приготовлял его к переходу от сей жизни в вечную.
Все жители города Березова перебывали в убогом жилище Меншикова: все они выказывали свое сочувствие угасающему Александру Даниловичу; некоторые горько плакали и целовали его высохшие руки.
Старик Меншиков благословил своего сына Александра и дочерей, а также и князя Федора Долгорукова, просил их поминать его не слезами, а молитвой, и тихо скончался 12 ноября 1729 года. Он, некогда почти полновластный правитель всей русской земли, нашел себе вечное упокоение в пустынной и мерзлой Сибири, на берегу реки Сосьвы, близ алтаря собственноручно построенной им церкви.
Смерть горячо любимого отца тяжело отозвалась на княгине Марии Александровне: последствием были преждевременные роды, и княгиня Мария пережила своего отца только на месяц. Она была похоронена, согласно ее желанию, со своим маленьким ребенком в одной могиле с отцом.
В простом тесовом гробу, в белом подвенечном платье лежала, как живая, несчастная княгиня Мария, бывшая невеста императора-отрока.
Отчаянию князя Федора не было предела. Похоронив молодую жену и ребенка, он навсегда простился со снеговой, негостеприимной Сибирью, с молодым князем Александром Меншиковым и его сестрой Александрой и отправился в Москву, чтобы просить и хлопотать за оставшихся родичей жены.
Долог и утомителен был его путь, и, когда князь вернулся в Москву, немало перемен произошло на Руси: император-отрок Петр II почил и престол царей русских занимала Анна Иоанновна, племянница великого Петра.
Князь Федор стал просить и хлопотать о смягчении участи над невинными Александром Меншиковым и его сестрой. Его хлопоты увенчались успехом: государыня, сознавая невиновность сына и дочери умершего Меншикова, отдала приказ вернуть их из ссылки и возвратить им имущество и титул.
Была ненастная, холодная осень. Дождь немилосердно хлестал в маленькие оконца жилища Меншиковых. Князь Александр сидел у окна и задумчиво смотрел на осеннюю непогодицу, а его сестра Александра, тоже грустная, печальная, сидя у стола, что-то шила.
– Саша, – тихо позвала она брата. – Скучно тебе?
– Да, не весело! Но ведь и ты скучаешь, сестра?
– Отгадал, скучаю, веселиться нам нечему…
– Говорят, заскучаешь перед радостью.
– Откуда, милый братец, приплывет нам радость? Давным-давно мы от радости отстали. Немного времени прошло, как мы все были вместе, батюшка был жив, сестра Маша, а теперь одни мы остались горе горевать.
– Что делать, сестра, Божья воля!
– А ко мне все пристает пристав Шмыгин, – меняя разговор, тихо проговорила княжна, опуская свою красивую головку. – Вишь, по нраву я ему пришлась, просит, чтобы я вышла за него замуж.
– Господи, до чего мы дожили! Какой-то пристав, чуть не солдат смеет предлагать дочери светлейшего князя и герцога руку! Нет, это ему даром не пройдет!.. Я покажу ему, как в родство ко мне лезть, будет он помнить!
– Оставь его, Саша, я ему уже и то довольно резко ответила, сказав, что женой пристава вовсе не желаю быть. Но, к сожалению, он не унимается и нынче утром опять заговорил о женитьбе. Впрочем, чем же он виноват, что я полюбилась ему? Он смотрит на меня не как на княжескую дочь, а как на дочь ссыльного.
– Оставим, сестра, говорить об этом – мне больно и тяжело слушать, что Шмыгин мечтает быть твоим мужем.
В горнице ссыльных водворилась тишина, прерываемая только страшным воем ветра. Вдруг к воротам жилища кто-то подъехал и раздался стук в них.
На стук вышел солдат и отпер калитку. На двор вошел какой-то человек, промокший и дрожащий от холода. Он направился в сопровождении солдата к крыльцу жилища ссыльных Меншиковых.
– Кто это в такую непогодицу к нам приехал? – с некоторым волнением проговорил молодой князь Меншиков.
– Уж не новая ли беда, Саша? Не новое ли несчастье? – меняясь в лице, испуганно воскликнула княжна Александра.
Тут дверь к ним в горницу вдруг быстро отворилась, и на пороге появился приехавший человек, а позади него стояли солдат и пристав Шмыгин.
– Ты ли сын умершего Меншикова, Александр? – как-то глухо спросил у молодого Меншикова приехавший.
– Да, я, – ответил ему молодой князь.
– А это – твоя сестра? – И, получив утвердительный ответ, приехавший продолжал: – По указу ее императорского величества, всемилостивейшей нашей государыни Анны Иоанновны, ты и сестра твоя помилованы и указано вам из ссылки вернуться в Санкт-Петербург или в какой-либо иной город, который пожелаете. Об этом имеется указ, который дан мною тобольскому воеводе.
– Как? Нас освобождают? Нам можно уехать отсюда!.. Неужели это правда?.. – задыхающимся от радости голосом воскликнул Александр Меншиков.
– А неужели врать стану? Выезжайте хоть завтра, подводы для вас готовы.
Само собой разумеется, князь и княжна Меншиковы стали быстро собираться к отъезду и выехали из нелюдимого Березова в сопровождении трех своих верных и старых слуг. Им предстоял путь больше рекою, и тут брат и сестра Меншиковы увидали на пристани привезенных в ссылку опальных князей Долгоруковых. Судьбе угодно было устроить так, что одни опальные – Меншиковы – уезжали из Сибири, в то время как другие следовали туда.
Два раза семьи Меншиковых и Долгоруковых поменялись своим положением в свете: в первый раз князья Долгоруковы сменили князей Меншиковых при дворе императора-отрока и заняли их место. Княжна Екатерина Долгорукова сменила княжну Марью Меншикову, став невестой императора-отрока Петра II, а теперь Долгоруковым пришлось занять то же место в ссылке и испытать то же лишение и горе, какое испытывали Меншиковы.
– Князь Алексей Григорьевич, князь Иван Алексеевич, неужели это вы? – с большим удивлением воскликнул Александр Меншиков, увидев опальных Долгоруковых, окруженных солдатами.
– Мы… мы, князь Александр Александрович… Ты удивляешься превратностям судьбы? – печально промолвил Алексей Долгоруков.
– Признаюсь, я никак не ожидал вас встретить здесь… И княжны с вами?
– Да, вот они… А ты, князь Александр, и сестра твоя как здесь очутились? – спросил Иван Долгоруков.
– Мы теперь помилованы и едем в Петербург.
– Мы сменили вас при дворе покойного императора Петра Второго, а теперь здесь, в ссылке, занимаем опять ваше место, – с горькой улыбкой промолвил князь Иван.
– Превратность судьбы! – вздохнув, заметил его отец.
Меншиковы, встретившись с Долгоруковыми, забыли все то зло, которое сделали им последние, и отложили на несколько часов свой отъезд.
В Березове Долгоруковым назначено было жить в том остроге, в котором прежде находились Меншиковы, и последние отдали всю домашнюю утварь, посуду и вещи, необходимые для жизни в дальней ссылке.
– Князь Александр, ты и сестра твоя – истинные христиане… Вы за зло платите добром, за вражду – великодушием! – дрогнувшим голосом проговорил Алексей Долгоруков, обнимая молодого Меншикова. – А немало зла причинили мы вам! – со вздохом добавил он. – Простите нас!..
– Кто старое помянет, тому глаз вон! – с милой улыбкой проговорила княжна Меншикова.
Она хотела было подарить свою меховую одежду княжне Екатерине, но та горделиво отвергла этот подарок.
– Я не совсем обнищала и одеться мне есть еще во что… Оставьте, княжна, ваше при себе, обносков мне не надо! – холодно промолвила она.
– Княжна, голубушка, подарите шубейку моей родственнице Марусе, меховой одеждой она не богата, – обратилась с просьбой княгиня Наталья Борисовна.
– С удовольствием, княгиня.
Маруся поблагодарила за подарок и, рассказав про свою печальную судьбу, просила княжну, а также и ее брата поразведать про судьбу ее мужа и, если можно, помочь ему в беде. Меншиковы обещали.
Расставание опальных Долгоруковых с Меншиковыми было самое дружеское; они несколько раз принимались обниматься, а затем двинулись в путь через Москву в Петербург – благодарить за милость государыню Анну Иоанновну.
Долгоруковы, в конце сентября 1730 года прибыв под стражею в ледяной Березов, поселились в опустевшем жилище Меншиковых.