Клара Гулля резко остановилась.
— И вы, должно быть, подвезли его? — сказала она.
— Да, — ответил он. — Ян оказал мне в свое время огромную услугу, и мне хотелось отплатить ему. Может быть, я поступил дурно, что помог ему?
— О нет, вся вина лежит на мне, — сказала Клара Гулля. — Это мне никогда не следовало пытаться уехать от него.
— Все то долгое время, пока он сидел на телеге, он плакал, как ребенок, — сказал Линнарт Бьёрнссон, — и я прямо не знал, что и сказать, чтобы утешить его, поэтому молчал. «Мы должны успеть, Ян, — сказал я в конце концов. — Не надо так плакать! Эти маленькие пароходики, что ходят по осени, не так уж быстроходны». Не успел я произнести это, как он положил свою руку на мою и спросил, как я думаю, будут ли суровы и жестоки с императрицей те, что увезли ее.
— Те, что увезли меня! — с удивлением в голосе повторила Клара Гулля.
— Я удивился, так же как и вы, и спросил, кого он имеет в виду. Так вот, он имел в виду тех, кто подкарауливал императрицу, пока она была дома. Всех тех врагов, которых Клара Гулля настолько боялась, что не осмеливалась надевать золотую корону и даже говорить о Португалии, тех, что теперь набросились на Клару Гуллю и увезли ее в неволю.
— Ах вот как! — воскликнула Клара Гулля.
— Да, Клара Гулля, именно так, — значительно сказал Линнарт Бьёрнссон. — Клара Гулля должна понять, что ее отец плакал не потому, что его бросили и оставили одного, а потому, что он полагал, будто его дочь в опасности.
Последние слова дались Линнарту Бьёрнссону не без труда. Они норовили застрять у него в горле. Может быть, он подумал о старом Бьёрне Хиндрикссоне и о самом себе. Вероятно, нечто в собственной истории заставило его понять, как следует ценить такую любовь, которая всегда остается неизменной.
Но Клара Гулля этого еще не понимала. С тех самых пор, как она приехала домой, она думала об отце только с отвращением и страхом. Она что-то пробормотала про себя о том, что отец был ненормальным.
Линнарт Бьёрнссон услыхал, что она сказала, и это его задело.
— Я вовсе не уверен, что Ян был глуп, — вставил он. — Я сказал ему, что не видел никакой стражи вокруг Клары Гулли. «Любезный мой Линнарт Бьёрнссон не видел, — ответил он тогда, — тех, кто стерег ее, когда она проезжала мимо? То были Спесь и Суровость, Порок и Похоть, все те, с кем ей приходится бороться там, в ее империи».
Клара Гулля остановилась и повернулась к нему.
— И что же? — только и сказала она.
— Я ответил ему, что этих врагов я тоже видел, — сурово ответил Линнарт Бьёрнссон.
Клара Гулля засмеялась.
— Но я сразу же пожалел, что сказал это, — продолжал хозяин усадьбы. — Ибо тут Ян просто зарыдал от отчаяния. «Да поможет мне Господь, любезный мой Линнарт Бьёрнссон, — сказал он, — чтобы я сумел спасти мою маленькую девочку от всего этого зла! Не важно, что будет со мной, только бы помочь ей».
Клара Гулля пошла еще быстрее, ничего не говоря в ответ. Что-то начало скрести и раздирать ее сердце, но она заставила его успокоиться. Если бы то, что было в нем скрыто, вырвалось наружу, она просто не представляла, как она это смогла бы вынести.
— Да, значит, получилось, что это были как бы его прощальные слова, — сказал Линнарт Бьёрнссон. — И очень скоро ему привелось доказать, что он так действительно и думал. Клара Гулля вовсе не должна считать, что Ян прыгнул в озеро, чтобы избавиться от своего собственного горя. Он бросился за пароходом только для того, чтобы спасти Клару Гуллю от ее врагов.
Все быстрее и быстрее устремлялась вперед Клара Гулля. Перед ней начала вставать вся любовь ее отца, от первой минуты до последней. Но ей хотелось только убежать от нее. Мысль об этом была ей невыносима.
— Мы все понемногу следим друг за другом здесь в приходе, — продолжал Линнарт Бьёрнссон, следуя за ней без малейших усилий. — Поначалу, сразу после того как утонул император, к Кларе Гулле возникла большая неприязнь. И я, со своей стороны, считал, что Клара Гулля не достойна того, чтобы услышать его последние слова и мысли. Но теперь наше мнение переменилось. Нам нравится, что Клара Гулля стоит на пристани и ждет его.